Держись ближе - стр. 16

— Ошибаться нормально, Вик, нормально признавать это и пытаться исправить.

— А если исправлять нечего? Что, если я уничтожила всё до основания?

— Но основание осталось же. Отстрой всё заново.

Я усмехаюсь и киваю: звучит чертовски просто. Знал бы он подробности, его тошнило бы, как тошнит меня саму.

— Куча людей меня ненавидят, — выразительно веду я бровями и делаю новый глоток.

Кирилл протягивает руку и забирает у меня бутылку, но не для того, чтобы глотнуть вина самому, как я подумала. Вместо этого он ставит её на пол.

— Какого…

— Твоя проблема не в этом, — берёт он меня за руки, пальцы сухие и тёплые. — И наверняка ты ошибаешься, что все они… Но это не главное. Ты сама себя ненавидишь. И поэтому сидишь здесь, гробишь своё здоровье и вздыхаешь по недоступному городу. Намерено мучаешь себя. Плюсом, несмотря на то, что буквально жаждешь вырваться отсюда, ты боишься возвращаться обратно. — Пальцы сильнее сжимают мои, когда я хочу возмутиться. — И не говори, что я не прав.

Я поджимаю губы, но не отвожу глаз и не вырываю руки. Хотя следовало бы. Сердце ускоряет бег.

— А ты не боялся бы возвращаться туда, где тебя со стопроцентной вероятностью не желают видеть?

— Это ты так решила, а решать за других — неблагодарное дело.

Я стискиваю зубы и цежу:

— Тебе напомнить, что я здесь не по своей воле? Они избавились от меня!

— И снова ты думаешь за них. Просто перестань это делать.

— О да! Они запихали меня сюда из лучших побуждений!

— И вот опять. Да пойми ты, что совсем неважно, что ими двигало, — легонько дергает он мои руки. — Важно то, что двигает тобой и только тобой. Не вчера, или год назад. Настоящее, сегодня, сейчас.

Он напряжён, глаза расширены и фанатично блестят, словно ему чертовски необходимо, чтобы я поняла. Но зачем ему это? Почему так важно? Именно я? Какого чёрта?

— Кир…

Он тяжело выдыхает, опускает голову и утыкается лбом в наши руки. Тихо смеётся.

— Прости. Не могу этого объяснить, но у меня ощущение, что я знаю тебя тысячу лет, что ты не чужой мне человек. Поэтому хочу, чтобы ты была счастлива.

— Счастлива?

Он снова смотрит мне в глаза, тем самым взглядом, который будто глядит в душу, и молчит. Молчит долго, но не вызывая во мне раздражения. Наоборот. Этот его взгляд рождает тёплые искры в груди, они коротят, дёргают нервные окончания, вызывая приятную дрожь.

— Знаю, что быть счастливым непросто, — слегка хрипит его голос, когда он наконец говорит. — Как знаю и то, что наше счастье зависит от нас самих. Сделай этот шаг, Вика, выбери не мучить себя за прошлое, а быть счастливой в настоящем, и ты увидишь, как счастливы все вокруг.

Я сглатываю сухость во рту и спрашиваю на полном серьёзе:

— Хочешь сказать, меня ненавидят, пока я сама себя ненавижу? И мне лишь стоит изменить отношение к себе самой?

— Это я и хочу сказать, — кивает он и нагло улыбается. — Спасибо.

Спасибо, что наконец дошло? Весело, конечно, вот только мне по-прежнему не до веселья.

— И снова звучит чертовски просто, — говорю я с сарказмом.

Улыбка меркнет, Кирилл склоняется ко мне чуть ближе и говорит:

— Справляться с тем, что накопилось у тебя внутри, не обязательно в одиночку. Позволь себе помочь. Ты в правильном месте, Вика, просто перестань сопротивляться.

— В правильном? — сужаю я глаза.

— Не в обидном смысле, — улыбается он, на секунду опуская взгляд на мои губы, что заставляет моё сердце запнуться. Отклоняется и весело выдыхает: — Для начала откройся Жевному, а затем и целому миру. Там есть чему удивляться, обещаю.