Державы верные сыны - стр. 28
Бурные аплодисменты и возглас «браво» вернули Орлова на грешную землю, он вздернулся и выдохнул:
– Пробрало до нутра! Надо забрать его в Россию. Я немедленно напишу Шувалову, главе Академии изящных искусств, чтоб денег на сей случай нисколько не пожалел!
– Боюсь, сделать это будет затруднительно. У юного чародея концерты расписаны на год вперед. К тому же он связан обязательствами перед аббатом. А сей богослужитель, как известно, чрезвычайно неуступчив. Однако в дальнейшем поездка в Россию вполне возможна.
Моцарт погасил улыбку, повременил и энергичным жестом бросил смычок на струны, громко начав и тотчас оборвав музыкальную фразу. Это произведение было полно грусти и безотчетной тревоги, и рождало в воображении утраченное. Орлов, вспомнив зарево пожара над Чесменской бухтой, освещенные огнем лица брата Федора и адмиралов, час славы и великой печали по погибшим русским матросам, полыхающую вражью флотилию, по-звериному страшный рев тысяч сгорающих турок, и ощутил, как сорвалось, застучало сердце. Видно, надо пройти через испытания, чтобы в эти минуты музыки осознать, что ничего нет хуже и бессмысленней войны и гибели людей…
Затем Моцарт снова играл мажорные пьесы, импровизировал на темы итальянских мелодий. И восхищенные зрители одаривали его рукоплесканиями. Между тем этот самородок, по всему, крепким здоровьем не отличался. К окончанию концерта воротничок его рубашки стал мокрым от пота, на лицо легла тень усталости. Музыка, так легко рождавшаяся под руками, окончательно лишила его сил.
Орлов, подав Крестенеку условный знак, захотел познакомиться с музыкантом. В беседе выяснилось, что он владеет и другими инструментами. Поток любезных слов посла и его гостя генерала произвели на артиста доброе впечатления, он отвечал благодарными полупоклонами и улыбками. Но предложение выступить в России Моцарт сразу же отклонил, отшутившись, что боится лютых морозов и гуляющих по городским улицам медведей. И тут же серьезно пояснил, что его гастролями ведает только отец, также известный маэстро. Крестенек подоспел вовремя, и граф Орлов вручил чудесному композитору и скрипачу увесистую пачку ливров.
Возбужденное настроение не оставляло Орлова и после, когда осматривали коллекцию картин, приобретенных Дмитрием Михайловичем, а затем уединились в кабинете. Похаживая вдоль окна, затянутого портьерой, гость сбивчиво рассуждал:
– Прежде я считал занятие музыкой безделицей. Меня волновал только звук армейского рожка и походной трубы. Хотя в детстве, помнится, нравилось, как поют девки протяжные песни. Да и в церкви не раз плакал, слушая хоры… Новая музыка возникает! Взять этого Моцартенка, мальчишку. Откуда он взялся? Как мог напридумывать такие волнительные мелодии? И при том еще – виртуозно владеть скрипкой!
– Божий промысел, – заметил Голицын. – Другого объяснения нет.
– Или наши молодые композиторы Березовский и Бортнянский… Первый в Болонской академии музыки триумфатором стал, а второй и доселе в Италии обучается. Вот вспомните мои слова: они оба возвеличат музыку российскую! И талантливы, и патриоты… Мне Дмитрий Бортнянский был верным помощником. Через маркиза Маруцци, нашего представителя в Венеции, пригласил я его к себе и прямо сказал, что потребен он как переводчик на секретных переговорах с греками и сербами. И он тотчас включился в борьбу. Пять лет с лишком минуло, а помнится явственно… Всего обременительней тогда было начинать, тропы нащупывать…