Держава - стр. 78

– Зато кочан теперь болеть не будет, ибо всегда сквознячком продувается, – хихикнул подпрапорщик в гусарских ботиках. – Пять рядов колючей проволоки насчитал, что эти стервецы накрутили. И колючка совершенно не тронута огнём нашей артиллерии. Куда она, интересно, запропастилась? Сейчас и снарядов вдоволь, – замолчал, вжавшись щекой в жёсткий снег, так как рядом с головой пуля выбила крошево льда с тороса.

– Не нравятся гансам твои разговоры о русской артиллерии, – ржанул вахмистр. – Обделался, поди, с перепугу?

– Сам ты обделался, – поднял голову подпрапорщик. – Георгиевские кавалеры врага не боятся, но и понапрасну на рожон не лезут, – шарахнулся от бухнувшегося рядом с ним телефониста с аппаратом и мотком провода в вещмешке за спиной.

– Ой, мамоньки, насилу добрался. Где комбат, робяты? – пополз по направлению указательного пальца вахмистра.

Немецкие пули по-прежнему свистели над головами, но солдаты, не обращая на них внимания и надеясь на укрывавший от смерти ледяной вал, блаженно курили, вполголоса делясь впечатлениями о неудачной атаке.

Бравый подпрапорщик в гусарских ботиках перевернулся для удобства на спину, и с наслаждением коптил синее небо, бубня сквозь зажатую в губах самокрутку:

– Как погоды переменились. Вчерась дождь во всю ивановскую брызгал, а нынче синее небо и солнце.

– Скоро от твоего дыма небо вновь серым станет, – едко произнёс вахмистр, тоже переворачиваясь на спину.

Глеб, между тем, дозвонился до Жукова и доказывал ему, что удар пропадает, так как немецкая проволока целёхонька.

– Господин полковник, даже если батальон доберётся до неё сквозь заградительный огонь противника, то преодолеть под огнём пулемётов не сможет. Поспешили с атакой. Прежде следовало в ночное время разведчиков выслать, чтоб проходы сделали, ежели артиллерии на данном участке нет, а потом атаку бы назначали. Я не учу! А говорю, как следовало делать. Теперь звоните Майделю или кому хотите, и убеждайте, что под таким обстрелом наступать бессмысленно. Уже и сейчас потерь – выше крыши, – бросил трубку и закурил, подумав, глядя на дымящих и ведущих неторопливые, словно на бивуаке, беседы солдат: «Они считают, что свою боевую задачу выполнили, и поднимать их в новую атаку не верную смерть бессмысленно Да и категорического приказа на этот счёт от Жукова не поступало», – вновь взял протянутую связистом трубку.

– Это кто? – услышал голос Истратова.

– Подполковник Рубанов у телефона, Аркадий Васильевич.

– Вот и славно. А то Соколовскому никак не дозвонюсь. Отводите личный состав. И своих и наших. Частями и незаметно для фрицев. Насчёт «незаметно» – указание вышестоящего начальства, иронично хмыкнул полковник и отключил связь.

– На пляже, что ли, лежите? – крикнул вахмистру с подпрапорщиком Глеб. – Цепью выводите солдат к окопам. Да раненых не забудьте выносить, – вынул из футляра «цейс» и стал разглядывать недалёкий берег, где закрепились враги: «Из каких-то гуманистических соображений обстрел явно уменьшился, – поднялся он и чуть пригибаясь, побежал в сторону своего берега, почувствовав, как пуля чиркнула папаху, сбив её с головы. – Не все у гансов гуманные, – нагнулся, чтоб поднять головной убор и почувствовал тупой удар в ногу, которую словно кипятком обожгло. Хотел сделать шаг, но нога подломилась, и он упал на колени рядом с чьим-то телом в офицерской шинели. – Бог ты мой. Да это же капитан из Осовца, – узнал убитого офицера. – То есть – подполковник, – рухнул на лёд рядом с ним. – Вот как бывает… Наверное, в «атаке мертвецов» участвовал и жив остался… А здесь смерть догнала», – увидел подбежавших к нему вахмистра и подпрапора в гусарских ботиках.