Держава - стр. 12
Мы должны дать Родине Победу!»
Новогодье началось с метели.
К утру дорогу занесло и Николай с небольшой свитой, состоящей, в основном, из доминошников, по сугробам побрёли в церковь к заутрене.
– Метёт, Максим Акимович, – жизнерадостно воскликнул государь, обтирая платком лицо. – Поезда, говорят, еле ползут из-за снежных заносов. Придётся несколько дней провести в Могилёве.
После богослужения император принимал поздравления, а затем, попив чаю с пышками, направился в штаб к Алексееву, где и провёл время до обеда.
Никто и подумать не мог, что пошёл последний год Царской службы.
На Крещение, 6-го января, в Могилёве состоялся грандиозный Крестный ход.
– Крещение Руси – главный выбор, который сделал для нас святой равноапостольный князь Владимир, – на крыльце губернаторского дома столкнулся с Рубановым Николай. – Духовное – важнее мирского, – перекрестился он. – В Евангелии сказано: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей навредит?» – И погода сегодня, слава Богу, отменная.
После торжественной церковной службы многолюдная процессия под водительством высокопреосвященного Константина, нёсшего крест, двинулась в сторону реки. Следом за ним шёл государь, сопровождаемый свитой и генералами.
По сторонам процессии выстроились войска, и военные музыканты с чувством исполняли «Коль Славен».
Казаки ночью обустроили Святую Иордань и постоянно очищали палками покрывавшуюся тонким ледком купель. После водосвятного молебна и освящения воды, когда Константин погрузил крест в Днепр, загремел орудийный салют и народ закричал «Ура!»
«Духовное совместилось с мирским и военным», – подумал Рубанов, слушая громкие звуки военной молитвы «Коль Славен».
В городском театре устроили синематограф для учащихся могилёвских гимназий, и они с восторгом глядели кино про славную битву «Варяга» с неприятелем. По фильму так складывалось, что русский крейсер победил вражеские корабли, потопив весь японский флот. Ученики, благодаря волшебной силе искусства, не сомневались в этом, во всю глотку подпевая бренчащему на фортепьяно тапёру: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг», наплевав с высокой мачты – как там было на самом деле.
15 января, когда император расчищал широченной деревянной лопатой дорожки в саду, Воейков, предварительно с минуту покашляв, чтоб отвлечь монарха от важного занятия, со скорбью в голосе доложил:
– Ваше величество, получена телеграмма, что сегодня ночью, в Алупке, скончался бывший Наместник Кавказа, член Государственного Совета, граф Воронцов-Дашков.
– Как же так!? – выронил лопату Николай, и, поникнув головой, сказал ни столько для Воейкова, сколько для себя: – Ушёл из жизни последний русский вельможа, просвещённый и мудрый человек, один из лучших друзей моего отца, – медленно пошёл в дом, вспоминая встречу во время поездки по Кавказу с больным уже Илларионом Ивановичем. – Владимир Николаевич, следует послать телеграмму соболезнования его жене, – приказал он дворцовому коменданту, – а мне пора ехать в Царское Село.
Не успев отдохнуть в домашней обстановке, сходу был атакован супругой по вопросу назначения на пост премьер-министра вместо Горемыкина – Бориса Владимировича Штюрмера.
– Санни, да он ведь тоже не молод – шестьдесят восемь лет. Назначался на должности Новгородского и Ярославского губернаторов. В свете прослыл ловким карьеристом, правда, после губернаторства, в начале века, стал ближайшим сотрудником Плеве.