Держава том 4 - стр. 20

Больше всего страдал от этого привыкший к деликатесу Трезор.

В пятницу Рубановы пригласили священника, дабы почитал молитвы на здоровье. И правда, после этого Аким стал бодрее, жизнерадостно пошутив:

– Перечень смертных грехов, озвученный батюшкой, удивительно смахивает на мои воскресные планы, – очень обрадовал отца и напряг супругу, вспомнившую самый ужасный на её взгляд грех: не пожелай жены ближнего своего.

Шуганув безмятежно спящего на клавишах рояля чёрно-белого котёнка, Аким попытался наиграть мотив бравурного марша, начав, по мнению жены, отсчёт грехам.

Окинув взглядом натюрморт из разбросанных на алой плюшевой скатерти мелких зелёных яблок, с простой стеклянной вазой в центре, из которой выглядывали полевые жёлтые цветы и коричневая корявая ветка, облепленная ярко-красной смородиной, Аким надумал вдруг проехаться верхом на лошади в лес и полюбоваться природой.

Отцу эта идея не понравилась, а вот молодые дамы и Ильма с радостью откликнулись на его предложение.

Через полчаса две амазонки и выздоравливающий кентавр, в сопровождении собак, вскачь неслись по неширокой, заросшей пожелтевшей травой дороге среди ржаного поля и шагом уже, проехав узкие полосы овса и гречихи, выехали на луг с копнами скошенного сена и весёлыми ромашками, тут и там белеющими на невысокой стерне.

Наслаждаясь свежим ветерком и запахом трав, Аким вздрогнул от визга супруги.

«Ну вот, всю идиллию нарушила», – оглянулся, наблюдая, как та машет руками и вопит: «пчела-а», зациклившись на букве «а».

Подъехав к ней, хлопнул в ладоши, загасив этим действием крик.

– Прихлопнул кусаку, – сообщил потрясённой от пережитых волнений жене. – Это, наверное, та самая, что в Дудергофе Дубасова тяпнула, – услышал фырканье Натали. – Дамы! Рысью – марш-марш, – заорал он, пришпорив коня и направив его в сторону леса.

В прохладном сумраке гуськом ехали по натоптанной тропе, отводя от лица тонкие ветки, и неожиданно наткнулись на тихое лесное озеро.

«Да я здесь уже был, – чему-то радуясь, подумал Аким. – Вон там Глеб ягоду нашёл, определив её как ежевику. Ничего. Жив до сих пор», – солидно слез с коня и помог дамам спуститься на землю.

– Жаба-а! – второй раз разрушила торжественное чудо природы Ольга, вновь надолго зациклившись на первой букве алфавита.

Исхитрившись, как Глеб в детстве, заткнуть пальцами одновременно глаза, нос и уши, каким-то шестым чувством угадал фырканье Натали, почему-то обрадовавшись этому, и гугниво, из-за заткнутого пальцами носа, осуждающе прогундел:

– Мадам! Жабочка, с перепугу, окочурилась, – применил гимназический термин, – от разрыва сердца, – чуть подумав, добавил диагноз.

– Я этого не хотела! – спокойным уже голосом стала оправдываться Ольга, до коликов развеселив всю компанию, включая и собак.

Трезор, дабы показать Ильме какой он бесстрашный кобель, с разбега ухнулся в озеро, подняв сим глупым деянием тучу брызг, несколько десятков ответных прыжков в конец разнервничавшихся лягушек и третий вопль обрызганной Ольги.

Когда какофония звуков немного затихла, бедовый Трезор выбрался из воды и, рисуясь перед красавицей Ильмой, стряхнул со своей шерсти ведро влаги, щедро поделившись половиной ёмкости с горластой нынче мадам Рубановой.

– Сударыня, вы точно сегодня охрипните, и мне придётся лечить вас водкой.