Держава том 2 - стр. 39
– Вот с этого и следовало начинать, а не орать как собакой укушенный,– остановилась и припала к губам молодого офицера.
«Почему так, – с затуманенным сознанием подумал Аким, – целует в губы, а дрожат ноги».
В дачном одноэтажном домике Ольги царила тишина.
– Красота-а, – сидя у раскрытого окна на подоконнике, теребил нависающую ветку яблони Аким. – Велосипедисты не катаются, детишки не бегают и, главное, граммофона нет, – сорвал яблоневый лист, понюхал и зачем-то пожевал.
– Голодный ты мой, – засмеялась Ольга, на этот раз тихо и ласково, поставив на стол нехитрую снедь. – Вина нет, лишь бутылка пива, – оправдалась она. – А граммофон нам с мамой не нужен… Это Варин брат-студент страдает от безответной любви и слушает «Разбитое сердце».
– От любви к тебе? – не то уточнил, не то спросил Аким, усаживаясь за стол. – Когда мой брат страдал от любви к какой-то выдуманной даме, то здорово бренчал на балалайке, – открыл он пиво.
– Стаканов нет, лишь чашки, – села напротив него Ольга и подпёрла щёку рукой. – Наконец-то, господин офицер, вы соизволили обратить на меня внимание… Ну почему в детстве вам больше понравилась Натали? Ей первой и елозящего червячка… и тёщин язык…
– Есть на свете, оказывается, такое странное чувство, как любовь, – отхлебнул из чашки Аким и вытер ладонью губы.
– И даже здесь, сидя со мной, вы её любите? – замерла, ожидая ответа.
– Конечно! Но по какому-то странному стечению обстоятельств, целую вас…
– И первой станешь любить тоже меня, – поднявшись со стула, пересела к нему на колени и ласково взъерошила волосы.
Чуть подумав, склонилась и нежно поцеловала в губы. Ощутив прошедшую по телу мужчины дрожь, молча, без слов, взяла за руку и повела к дивану.
Аким что-то хотел сказать, но она приложила палец к его губам.
– Только не говорите, что вам срочно надо на вечернюю поверку…
Ему ничего не оставалось, как поцеловать её палец.
Отчего-то торопясь, она сбросила блузку и юбку.
Аким трясущимися руками пытался расстегнуть пуговицы на рубахе, затем рванул ворот, рассыпав пуговицы по полу и, отбросив снятую сорочку, обнял Ольгу, затем поднял на руки и донёс до дивана.
И была ночь…
В раскрытое окно заглядывала любопытная луна, слабо освещая тело женщины, и окрашивая все предметы в комнате нереальным белесым цветом.
Губы устали от поцелуев… Тело устало от ласк… А ночь была бесконечна, тиха и душиста…
Утром, проснувшись, Аким не сразу сообразил, где он, и что было ночью – сон или реальность.
Раздетый, он один лежал на диване, и лишь весёлое солнце наблюдало за его пробуждением, игриво прикасаясь лучом то к щеке, то к плечу, то к груди.
Громко чихнув и чертыхнувшись, он поднялся с дивана и принялся одеваться, услышав:
– Будь здоров, милый.., – и через секунду, – доброе утро!
– Спасибо, – озабоченно буркнул, надевая рубаху. – Кто-то все пуговицы поотрывал, – ворчал, стараясь не смотреть на вошедшую в комнату Ольгу.
– Вам очень идут кальсоны, мой друг, – невесело улыбнулась она, почувствовав его отстранённость и даже холод.
Ничего не ответив, он продолжал одеваться.
«Волшебство ночи прошло, а с ней поцелуи и любовь, – грустно подумала она. – Да ты, сударыня, становишься поэтессой», – стараясь скрыть охватившую её печаль, постаралась весело произнести:
– Чайник вскипел.
– Спасибо. Нет времени, – застегнул пуговицы на белом кителе и стал искать фуражку.