Держава том 1 - стр. 45
Для чего они были ему нужны и сам не знал. Заговорить с ним всё равно не посмел бы.
«Раз зашёл, надо чего-то купить», – разглядывал булки с маком, баранки, мелкие сушки, плюшки, сайки, крендельки с изюмом.
Когда вышел от Филиппова, начинало темнеть.
По мостовой, временами высекая искры из подков, чиркающих о торчащие из-под снега булыги, мчались лихачи.
«Поймать, что ли Ваньку и прокатиться?» – раздумывал он.
Дома его уже ждал отпущенный из корпуса на праздники брат.
Вечером родители уехали в театр, а братья, переговорив обо всём и сплавив гувернантку в длинные руки денщика, направились в людскую, послушать умных людей: швейцара Прокопыча, сторожа Пахомыча, дворника дядю Власа и кухарку Марфу.
Осторожно, чтоб не испугать старичка-лакея, спавшего в обнимку с пушистым котом, сели на лавку, в углу под образами, и пили чай, налитый в стаканы из огромного кипящего самовара. А из печки шло тепло, водил глазами кот на железных ходиках, изукрашенных зелёными еловыми ветками, пыхтел самовар и Марфа, монотонным голосом что-то рассказывала из бедовой жизни леших и водяных.
Глаза закрывались. На душе было уютно, спокойно и тихо, как бывает только в детстве.
В Сочельник братья отпросились у мама′ съездить на ёлочный базар.
На облучке сидел двухметровый Ванюша в овчинном полушубке, а в санях кроме барчуков – Антип и недавно принятая молоденькая горничная.
Денщик любовался то своими новенькими ефрейторскими погонами с одной поперечной лычкой, то румяными щёчками девушки.
–Дашенька, как вам Пим-м-тимбурх? – стряхнув наглую снежинку с погона, обратился к горничной, но тут же съёжился от яростного взгляда управляющего упряжкой верзилы. – Дарья Михайловна, – поправился он, – а вы с какой деревни?
Конюх ревниво прислушивался к разговору, временами строго покрикивая на лошадей.
Скрипели по снегу полозья. Мороз щипал за щёки. Перед базаром выпрыгнули из саней и долго топали, согревая озябшие ноги. Глеб подпрыгивал, попутно любуясь выставленными ёлками. Ждали, когда Ванюшка привяжет лошадей.
– Аким, мы как будто в лесу, – воскликнул брат, восторженно оглядываясь по сторонам.
Ели и сосны стояли рядами, большие и маленькие, в снегу и инее.
А запах!
«Так, наверное, Россия пахнет», – подумал Аким, вдыхая аромат сосны и вспоминая запах хлеба в магазине Филиппова.
Иван не думал, что как пахнет, а оттирал литым плечом нахального денщика от Дашеньки.
Около небольшого, но дымного костерка, торговали сбитнем. Аким важно достал из кошелька деньги и угостил компанию. Горячий сбитень в пузатых стеклянных стаканах грел пальцы, а затем и весь озябший организм.
Кругом ходил озабоченный люд, выбирая ёлки.
«Как хорошо!» – пускал пар изо рта после каждого глотка, Аким.
Брат во всём брал с него пример.
Вечером наряжали поставленную в банкетном зале ёлку. Ирина Аркадьевна радовалась не меньше детей, показывая молоденькой горничной, куда вешать игрушки. Даша стояла на лесенке, которую держал Иван. Внизу игрушки развешивали ребята.
Потом спали и набирались сил, чтоб как можно дольше бодрствовать на Рождество.
На этот раз в церковь ехали в лаковых санях. Вороными правил сам Архип, наряженный во все свои прибамбасы с белым кушаком.
Как здорово нестись по ночному Петербургу.
Свет фонарей. Светящиеся окна. Светлое от звёзд небо. Светлая от радости душа. И церковь. И огоньки свечей. И лики святых. И церковное пение.