День саранчи. Подруга скорбящих - стр. 19
Гомер кивнул.
Гарри извлек из кармана жестяную баночку и протянул ему.
– С поклоном от фирмы, – объявил он. – В этой коробке «Волшебный растворитель», современное полирующее средство par excellence, средство бесподобное и несравненное, употребляемое всеми кинозвездами…
Он оборвал свою похвальную речь и заливисто рассмеялся.
Гомер взял банку.
– Спасибо, – сказал он, пытаясь выразить лицом признательность. – Сколько я вам должен?
– Обычная цена, розничная цена – пятьдесят центов, но вам, в виде исключения, я уступлю ее за двадцать пять – по оптовой цене, которую я плачу фабрике.
– Двадцать пять? – сказал Гомер, в котором привычка одержала верх над робостью. – За двадцать пять в магазине я могу купить вдвое больше.
Гарри знал, с кем имеет дело.
– Берите, берите даром, – презрительно предложил он.
Маневр поставил Гомера в положение обороняющегося.
– Понимаю, ваша паста, должно быть, гораздо лучше.
– О нет, – произнес Гарри, словно отметая взятку. – Оставьте ваши деньги при себе. Я в них не нуждаюсь.
Он рассмеялся – на этот раз с горечью.
Гомер вытащил мелочь и протянул ему.
– Возьмите, пожалуйста. Вы нуждаетесь – я вижу. Я куплю две банки.
Теперь Гарри мог брать его голыми руками. Он принялся хохотать на разные лады (все – театральные), как музыкант, настраивающий скрипку перед концертом. Наконец он подобрал нужный тон и дал себе волю. Это был хохот жертвы.
– Перестаньте, пожалуйста, – попросил Гомер.
Но Гарри не мог перестать. Ему и вправду было плохо. Последняя колодка, удерживавшая его на скате самооплакивания, была выбита, и он скользил под уклон, набирая скорость с каждой секундой. Он вскочил на ноги и начал играть Гарри Гринера, бедного Гарри, честного Гарри, благонамеренного, скромного, достойного Гарри, хорошего мужа, любящего отца, верного друга, примерного христианина.
Гомер не оценил представления. Он был в ужасе и раздумывал, не позвонить ли в полицию. Но ничего не сделал. Только поднял руку, чтобы остановить Гарри.
В конце пантомимы Гарри застыл, откинув голову и схватившись за горло, словно в ожидании занавеса. Гомер налил ему еще один стакан воды. Но представление не кончилось. Гарри поклонился, взмахнул шляпой, прижал ее к сердцу и снова принялся за свое. В этот раз его хватило ненадолго, он стал задыхаться и ловить ртом воздух. Вдруг в нем что-то лопнуло, как в заводной игрушке, которую перекрутили, и он начал выдавать весь свой репертуар подряд. Работа была чисто мускульная, как пляска святого Витта. Он танцевал жигу, жонглировал шляпой, изображал, что его пинают, спотыкался, сам себе пожимал руку. Он прокрутил все свои номера в сплошной головокружительной судороге, потом отлетел к кушетке и рухнул.
Он лежал на кушетке, закрыв глаза, и грудь его вздымалась. Он был озадачен не меньше Гомера. Сегодня он повторил свое антре уже четыре или пять раз, и ничего подобного не случалось. Он и вправду заболел.
– У вас был припадок, – сказал Гомер, когда Гарри открыл глаза.
Шли минуты, Гарри полегчало, и к нему вернулась уверенность. Он прогнал все мысли о болезни и до того воспрянул духом, что даже поздравил себя с лучшим выступлением за всю карьеру. Этого здорового обормота, который склонился над ним, можно наколоть на пятерку.
– Есть у вас что-нибудь спиртное? – проговорил он слабым голосом.