День начинается - стр. 34
Где-то далеко за Енисеем курились высокие горы. Такие она видывала только на Кавказе. На правобережье густо дымили заводы. Пирогом вытянулся на торосистом Енисее остров. Но где город? Она не помнит, с какой стороны ночью подъехали к деревянному домику Муравьевых.
Юлия не слыхала, как вошла и остановилась возле дверей дородная, круглолицая и румянощекая, пышущая здоровьем и силой, окруженная мелкими волнами складок цветастого сарафана Дарья Муравьева.
– Здрасьте, – вежливо возвестила о себе Дарья.
– Здравствуйте.
– Значит, так… – Дарья явно была в замешательстве и не знала, с чего начать разговор. – Григория нет? – спросила она. – Да, нет, – ответила сама себе. – Он теперь после Саян засядет в управлении. Напористый человек, весь в наш род, в приискательский.
И вдруг, спохватившись, Дарья замигала густыми белесыми ресницами, виновато пробормотала:
– Вы меня-то не знаете? Я Дарья, Григорьева тетя, Ивановна по отчеству. Фамилия наша Муравьевы. А моя-то, девичья, Глухокопытова. Дурацкая такая фамилия, я про нее и не вспоминаю даже. – Дарья тяжело вздохнула, как бы от огорчения за свою девичью фамилию. – А вас как звать-то?
Знакомясь с Юлией, Дарья бесцеремонно рассматривала ее от ног до русых завитушек на голове. Закончив осмотр, определила:
– А вы интересная. Значит, из Ленинграда? А мы-то живем здесь и свету белого не видим, – опять шумно вздохнула Дарья.
– Свету не видите? А что вы называете светом? – поинтересовалась Юлия, подавая Дарье стул.
– Так ведь я же в Ленинграде отродясь не бывала. То в тайге, то в глухолесье – разве это житье? А тут еще война, работы вдвое больше. Недавно приехали из тайги и вот скоро опять поедем. Теперь уже в отроги Талгата. А вы незамужняя? – Дарья хитро прищурила глаза. – Учились, верно?.. В академии? Ишь ты! И что же вы рисовать умеете? Вот ты и возьми! А такие картины нарисуете?
Дарья указала на висящие картины. Получив ответ, что Юлия может писать такие картины, но не намерена их писать, Дарья снова засыпала ее вопросами.
– А который вам год?
– Двадцать третий.
– Самая пора. – Дарья еще хитрее прищурила глаза. – Только вы не выходите замуж, – внушительно предупредила она. – Я прокляла всю свою жизнь, что вышла замуж. Никакого для души спокойствия нет замужем. А Муравьевы – характерный народ, беспокойный. Один у них Феофан тихий да покладистый. А эти, что мой, что Петро, что Павел, так бы и рылись в земле. А что ищут? То золото, то всякую всячину. Господи, так надоело таскаться по горам да по тайге!.. Им вот Фекла в стать пошла. Она и в горсовете заседает, и мужиками вертит как хочет. Так умеет это делать, так умеет, что прямо беда! – Дарья помолчала пока, перевела дух и опять повторила: – Не выходи замуж. А кто ваш отец? – перешла Дарья на родословную Юлии.
Юлия рассказала, что она родилась на Васильевском острове и что этот остров на Неве, что ее мать зовут Евгенией Андреевной, старшего брата, военврача, – Сергеем, сестру – Верой, а младшего брата – Николаем. И что еще в детстве она любила рисовать своих сверстниц, частенько бывала в Эрмитаже, и как она работала в Ленинграде медицинской сестрой, и как отстала от семьи.
Удовлетворив в беседе с Юлией свое любопытство, Дарья вдруг спохватилась:
– Всего-то не переговоришь. Я ведь по делу пришла, – и засуетилась. – Григорий велел передать вам полушубок и валенки… Да я дам вам свой полушалок. Живите на доброе здоровье! И горе повидали, и счастье будете видеть. В Сибири-то климат студеный, да люди словом и сердцем добрые.