День Добрых Дел: отголоски истории - стр. 6
Так все – и сложилось. Сначала Виолетта просто приходила к Памеле почти каждый день, помогала ей и осваивала азы садоводства, а потом и вовсе, забрав с собой натюрморт с картами таро и Пьету, раз решила закрыть салон, так закрывай, сказала Памела, чего деньги-то на аренду тратить, перебралась к ней в дом. Пьета и помогла им по-настоящему сблизиться. Когда старушка увидела название картины, вот тогда и она разревелась, сходишь со мной на кладбище – и все поймешь, у меня же тоже была одна история – с этой жалостью. Можешь повесить ее, вот здесь, над комодом. А эту, что тут, какая-то семиконечная звезда, нет, эту не надо, если хочешь, можешь повесить в своей комнате.
Первой поняла неизбежность перемен – кошка. Она исчезла уже на второй день. Виолетта поняла эту неизбежность позже. Вначале, когда в городе еще оставались дела с банком и страховой компанией, Виолетта выбиралась туда на два-три дня. Но старые приятели, вдруг ставшие навязчивыми, впрочем, как такими же навязчивыми оказывались и случайные ласки, быстро ей опостылели. Она физически ощутила, что в одну реку действительно нельзя вступить дважды. Конечно, ей продолжало льстить мужское внимание, по воскресным дням, загрузив в «транспортер» лотки с цветами, складной шатер и свое антикварное креслице, она приводила лицо в порядок и вывозила Памелу на центральную площадь, где та начинала отчаянно торговаться с приезжими, местные покупатели приезжали к ней за цветами на дом, а Виолетта располагалась в укрытии шатра на креслице и курила свои, с мундштуком, сигареты, Памела так ей и сказала, молодец, лицом-то ты хорошо торгуешь, мужики, они на тебя заглядываются, потому и покупают цветы. Но в межсезонье этот флёр быстро проходил, пудра и помада оставались нетронутыми, а когда-то сводившие с ума посетителей ее столичного салона крутые бедра и изящные, в бутылочное горлышко, ножки, теперь прятались в шерстяные рейтузы, вечно заляпанные садовой грязью.
Но сегодня что-то было не так. Накануне вечером, когда позвонила Синтия и рассказала о надвигавшейся буре, Памела только хмыкнула, мои оранжереи выдержат любую бурю, Виолетта неожиданно почувствовала сонливость, да так, что еле добралась до своей кровати.
Она спала крепко и не слышала никакой бури, но – проснулась, даже не от грохота разбившегося за стеной стекла, а от крика…твою мать – Памелы. Вот тут-то она и услышала и раскаты грома, и стук града по стенам дома и черепице крыши. Она быстро встала, накинула халат и вышла из своей комнаты в гостиную. Памела уже была там и наощупь зажигала свечи:
– Все-таки разбилась! – Памеле удалось наконец зажечь свечи, она подняла подсвечник, осветив испуганное лицо Виолетты.
– Страшно?! Свет – зажигать не будем, еще как закоротит, – Памела поставила подсвечник на комод, и в колебаниях пламени свечей Виолетте показалось, что шаль на кресле у камина начала сползать на пол.
Памела достала наливку и рюмочки, виски уже давно отошли в прошлое, и села за стол. Да, заснуть уже, пожалуй, не получится. Виолетта взглянула на настенные часы – так уже начало пятого, подождите вы с настойкой, давайте, я сварю кофе, взяла подсвечник и вышла на кухню. Отапливались они в основном электричеством, но готовили на газе. Поэтому сварить кофе в джезве не составляло большого труда. Она вернулась в комнату и увидела, что Памела уже держит, тоже небось страшно, как она умудрилась не пролить в темноте, наполовину наполненную или наполовину пустую – рюмочку.