День Черного Солнцеворота - стр. 13
Короста ногой отодвинул переметную суму в сторону, снял изгвазданные грязью сапоги и пошел за котом на свет большой русской печи, за ним по полу тянулись концы грязных портянок. От печки шло приятное тепло, березовые поленья весело потрескивали. Рядом с печью стояли две лавки и стол, длинный и широкий, как могила. Пузатая крынка топленного молока; глубокая тарелка масла, желтого, со слезой; на плоском блюде покрытый хрустящей корочкой поросенок с яблоком в пасти; пшеничный каравай; колбасные кольца; яблоки; груши и диковинный виноград, – у Коросты заблестели глаза и потекла слюна.
– Присаживайся, любезный друг Короста, – сказал кот и первым прыгнул на лавку. – Покушай с дороги, проголодался, наверное.
Короста поспешно отломил от каравая ломоть, поднес ко рту и замер, с подозрением глядя на кота.
– А что из этого можно есть? – спросил Короста.
– Прошу меня простить, но я не понял твоего вопроса. Все, что стоит на столе, съедобно, и ты можешь отведать то, что пожелаешь. Мне, к примеру, нравится топленое молоко, – Нагл облизнулся и заурчал.
– Я не то хотел спросить…
– Возможно, мой любезный друг Короста, ты имеешь в виду, что еда, стоящая на столе, отравлена… Почему эта мысль родилась в твоей голове? Разве я дал повод для таких чудовищных подозрений?
– Сладкая человечина тебе по вкусу. Убьешь меня и съешь.
– Не буду спорить, человечина вкусная, но разве ты человек в полном смысле этого слова?
– Не совсем человек, но мое мясо тоже сладкое.
– Откуда тебе знать, ты что, пробовал? Какую часть своего тела ты ел?
– Ну, черт с тобой… – Короста откусил от ломтя, поспешно прожевал и проглотил, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего ужасного не произошло, Короста схватил кольцо колбасы и отгрыз большой кусок.
– Ну как? – спросил Нагл.
– Вкусно. Из чьего мяса приготовлена колбаса?
– Из свинины. Почему тебя так беспокоит мясной вопрос?
– Не хочу есть себе подобных.
– Горбатых?
– Людей.
– Ясно. Возможно, я огорчу тебя, Короста, но все мы поедаем себе подобных в том или ином виде. Смотрим на ближнего, как на припас, который может пригодиться в трудной дороге под названием жизнь. Но моя великодушная и мудрая хозяйка употребляет в пищу только младенцев, чей разум еще не проснулся.
– Шутишь. Она не людоедка. Нагл, ответь мне, наконец, где Карага? У меня для нее подарки.
Яркий свет, исходящий от огня, не достигал стен и потолка избушки. Плотная тьма непроницаемым шатром раскинулась над сидящими за столом собеседниками и русской печью. Кот закрыл глаза, скрестил передние лапы на груди и монотонно раскачивался на лавке.
– Ты что, оглох?! – повысил голос Короста.
Кот перестал раскачиваться и удивленно уставился на Коросту.
– Я говорю, ты что, оглох?!
– Прости, я немного задремал. Всю ночь ловил мышей на болоте. Устал, замерз и проголодался.
– Какие еще мыши на болоте?
– Летучие. Летучие мыши. Хозяйка рассказывала, что в далеком предалеком море-океане водятся летучие рыбы. Длиннотелые, облитые переливающейся чешуей. Плавники у них как крылья. Рыбы вылетают из соленой воды, долго парят над волнами и снова погружаются в пучину. При таких странностях не приходится удивляться, что мыши летают. Удивительно другое… коты летать не умеют. Воспарить бы над болотом, над зеленым туманом, над лесом… Полететь к полной, круглой луне. Светлая тьма вокруг, а я кружу в ней, плаваю как рыба… Кушай, мой любезный друг, Короста, кушай. Попробуй виные ягоды, привезенные из земли тавров.