Демон в белом - стр. 56
– Может, ты и прав, – произнес ирчтани словно бы про себя. – Может, ты и не такой, как другие.
Я крепче сжал прут и вдруг понял, что уже давно не моргаю.
– Удакс, ответь мне на один вопрос. От твоего ответа может зависеть твоя жизнь и жизни сотен твоих сородичей.
Птицелюд поднял голову и посмотрел на меня с прищуром, с осторожностью, но промолчал.
– Тебя кто-то подговорил? Тебя и тех, кто напал на моего друга Паллино. – Я почти просунул между прутьями голову. – Вам заплатили, чтобы убить меня?
Удакс кивнул.
Внутри меня все сжалось; сосуды погнали кровь к конечностям – древняя реакция загнанного зверя. Но я не был загнанным зверем. В ушах прозвучал голос Гибсона: «Страх убивает разум. Разум убивает страх». Я задержал дыхание, перевел дух и расслабился.
– Кто?
– Человек. Не знаю кто. Предложил достаточно, чтобы мы смогли откупиться от службы и отправиться домой богатыми. Больше я его не видел. – Он вытянул руку и пригладил взъерошенную голову. – Он был похож на этих ваших жрецов.
Капелла. Мне в спину как будто вонзился ледяной клинок. Куда же без нее? Религиозный орден замышлял против меня на Эмеше еще до того, как я убил Гиллиама Васа. Я подозревал, что они строили мне и другие козни, но после Аптукки надеялся, что они не отважатся на столь вопиющие действия против любимца императора. Я вспомнил, как Каракс попросил у меня благословения. В Капелле решили, что я угрожаю их авторитету? Сочли, что я возомнил себя пророком?
– Откуда ты знаешь, что это был жрец?
– Он называл нас низшими существами прямо в глаза. Солдаты не такие. Они нас просто птицами зовут. И он прятал глаза.
«Катар?» – подумал я.
Жрецы-палачи носили на глазах муслиновые повязки. Они были служителями правосудия, а правосудие слепо.
Подумав о глазах, я вдруг вспомнил о тех, что сейчас буквально прожигали мне затылок. Мне потребовалось усилие, чтобы не повернуться к надзирательнице.
– Эй, – сказал я, не оборачиваясь, таким тоном, чтобы было понятно, к кому я обращаюсь. – Подождите меня в конце коридора.
– Милорд?
– Опять?! – рявкнул я, возможно чересчур грубо; эта женщина не сделала ничего плохого, однако ее уши вполне могли быть ушами кого-то еще. – Идите!
Грубостью я мог мало чего добиться. Даже если она не была связана с моими недоброжелателями, но тот, кто следил за происходящим в тюрьме с помощью камер, – мог. Хотелось бы мне обладать хотя бы частью способностей Валки, даже ценой установки машины в голове. Я взглянул на ближайшую камеру так, что у нее едва не треснула линза.
Но не треснула. Камера оставалась холодной и бесстрастной, как железо, и угрожающей, как сталь.
Я наклонился к Удаксу, сожалея, что не могу поговорить с ним на его языке, как со сьельсинами:
– Ты наверняка понимаешь, что тебе ничего не заплатят. Заговорщик рассчитывал, что тебя и твоих друзей ждет смерть. Все должно было выглядеть так, как будто группа… диких нелюдей набросилась на рыцаря Империи. Обвинили бы весь ваш народ.
Удакс обхватил колени чрезмерно длинными руками. Я не знал, могут ли ирчтани бледнеть, отливает ли кровь от их покрытых перьями лиц.
– Значит, тебе не сказали, кто я? – спросил я.
Он помотал головой.
Я ему рассказал.
– Так ты важный? – только и спросил Удакс. Он обо мне даже не слышал. Это было удивительно, но не невозможно.