Демон и его люди - стр. 45

Возвращению второй половины Ханни не обрадовался. Но принял как должное, поскольку она и охраняла рассудок долгие годы заточения, а поэтому стала кем-то вроде строгой, но любящей мамочки, знающей лучше всех, что нужно любимому чаду. И сейчас «мамочка» приказала перестать думать ерунду, убрать игрушки и стать «хорошим». «Демон ты или кто? — спросила строгая мамаша, заранее подразумевая ответ. — Вот и веди себя как демон. Люди — тлен, не стоит этого забывать».

Поэтому на просьбу Тетрании и собственное желание сыграть еще Ханни ответил отказом. Посмотрел на магичку надменным взглядом и принялся изучать лепнину на потолке, дожидаясь возвращения Лефа — радушный хозяин, закрутившись, совершенно забыл показать гостям их комнаты.

— Я что-то не так сказала? — произнесла Тетрания виновато. — Если что, извини, я не хотела.

— Все нормально.

Магичка засопела, словно обиженный ребенок, и принялась разглядывать пол.

— Вообще-то я ужасно неловкая, не умею общаться с мужчинами… то есть с демонами, — произнесла он, словно бы разговаривая сама с собой, — особенно с такими красивыми.

Сохранить «правильный» вид Ханни удалось с большим трудом. И тогда он решил объясниться откровенно:

— Я — демон, ты — смертная. Такие как ты убивают таких как я и наоборот, это — норма, а вот комплименты — нет. Так что не надо со мной заигрывать, на моем счету человеческих жизней больше, чем на твоем — прожитых дней. Мы разные, и мы — враги.

— Но не сейчас же, — резонно возразила магичка, — Леф сказал...

— Леф — не самый типичный демон. Не все думают, как он.

— А ты?

На этот вопрос Ханни не ответил, не очень приятно попасть в собственную ловушку. «Спасибо мамочка, — мысленно произнес он, — без твоего идиотского совета я бы долго еще обходил эту тему и, пожалуй, нашел бы ответ, а теперь что мне делать?» Мамочка предательски молчала. Ханни взял это за подсказку и тоже умолк, решив, что ответит как-нибудь потом. Если захочет. «Да что вообще возомнила о себе эта смертная! — в сердцах подумал он. — Обойдется без объяснений!»

Тетрания сделала из его молчания свой вывод — лицо ее сделалось унылым, плечи сгорбились. «Бедная маленькая девочка, — тут же оживилась мамаша, — пожалейте бедняжку». Другая половина Ханни сарказма не разделила, захотелось сказать Тетрании что-нибудь ободряющее или, чего хуже, вообще пуститься в объяснения, которые можно смело считать попыткой оправдаться. Однако он все-таки сдержался, потому что эмоции, которые вызывала в нем магичка, совсем не радовали.

— Ты становишься похожим на Лефа, — осуждающе заявила «мамочка». И тут случилось чудо: «неразумное чадо», которое доселе не имело права голоса, впервые, да еще и с вызовом, произнесло:

— Ну и пусть! — «мамочка» онемела, а «чадо», пользуясь возможностью, торопливо, сердито, наверстывая упущенное, затараторило: — Леф — он хороший. Странный, да, но хороший! А значит, быть на него похожим — не так уж плохо, даже наоборот, хорошо! Может и меня тоже когда-нибудь кто-нибудь будет так любить!

— Молчать! — рявкнула «мамочка», вновь возвращая себе главенствующую роль. «Чадо» сразу же подчинилось, но в его молчании больше не было абсолютной покорности, лед, сковывавший его годами, дал трещину.

Украдкой глядя на страдающую Тетранию, Ханни по-прежнему молчал, но дал себе слово, что впредь постарается обходиться с ней помягче.