Размер шрифта
-
+

Дело толстых - стр. 23

– А отпечатки?

– А ты обойму, Вова, не трогай. Там Борины пальчики обязательно найдут. И спросят, почему вы, уважаемый господин Гольдман, о потере оружия вовремя не заявили? Как думаешь, поверят нашему Боре?

– А он нас не заподозрит? – продолжал осторожничать Гудвин.

– Я тебя умоляю, Вова! Ты в «невинном приключении» замаран больше его! Паровозом пойдешь!

– А если он сознается? – перетрусил Вова.

– Нет, – твердо произнесла Домино. – Боря предпочтет мокрую статью на себя взять, групповуха ему ни к чему.

Гудвин встал, подошел к темному окну и сквозь прозрачный тюль долго смотрел на освещенную полоску шоссе, на мчащиеся автомобили. Новый план Домино ему нравился. Но также Вова знал, как работают криминалисты, знал о тестах на пороховые частицы, о консервации запахов, о том, что по единственному волоску с места преступления можно установить преступника.

– Вова, убийства бомжей тщательно не расследуются, – словно подслушав его мысли, проговорила Домино. – Тем более когда нас спросят, – а нас спросят, – мы непрозрачно намекнем, что Боря отъявленный трус и вполне мог шмальнуть в бомжа, вывалившегося на него из кустов в темноте. Шмальнул с перепугу, ствол бросил – и бежать. Такое ведь бывает, а, Вова?

– Огнестрелы, Марта, всегда на особом учете, – продолжал упорствовать Гудвин.

– Вова, а ты сможешь пристрелить бомжа с дистанции в сто метров? Не приближаясь, не оставляя своих следов? Ствол потом в кусты неподалеку сбросишь…

Гудвин стрелял хорошо. Как каждый стопроцентный мужик, он любил оружие, хорошие машины и ненавязчивых женщин.

– Не в цвет, Домино, – не поворачиваясь, произнес Вова. – Мусора на Борю только посмотрят, сразу поймут – эта фря не выстрелит.

– Ты не прав, – спокойно возразила Домино. – Если бы Боря действительно был чист и возмущался искренне, ни один мент его бы не заподозрил. Но представь реакцию Бори, когда его среди ночи берут, вяжут и на вилы сажают. Он ни на один вопрос ответить не сможет. Тем более объяснить, где он пистолет оставил. Будет молчать как рыба, и адвокат не поможет.

На этих словах Гудовин развернулся к Марте и длинно, с лагерными оборотами выругался. Смысл тирады на русский язык можно перевести так: умная женщина Марта Игоревна придумала хороший план, в результате коего Гольдман Борис Аркадьевич почувствует себя очень плохо.

– То-то же, Вова, – улыбнулась Марта. – Милиционеры не любят, когда подозреваемые отказываются отвечать на элементарные вопросы и требуют адвоката.

– А если Боря со страху на коллективку расколется?

– Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.

Гудвин вернулся на диван, взял стакан с коньяком и залпом выпил.

– Лады, Домино. Но мы-то ему тогда зачем? Бориску адвокат вытащит.

– Ну, во-первых, с адвокатом мы торопиться не будем. Во-вторых, ты в хату маляву отправишь, попросишь принять фраера по-людски. – Гудвину казалось, что Марта уже диктует ему текст записки в СИЗО. Старый Князь многому успел научить приемную дочь. – А я, Вова, опять спущусь к Боре добрым, всепрощающим ангелом – дам алиби, поддержку и обещание хранить тайну. Когда Борю после первого допроса с отказами и истерикой в камере закроют, у него одна надежда останется – мы, Вова. – Домино взяла из вазочки орешек в шоколаде и разгрызла его белыми зубками. – А уж мы с тобой, Вова, такую кутерьму разведем – рады стараться! Поймет Бориска, что без верных людей жизнь – рабская неволя.

Страница 23