Дело княжны Саломеи - стр. 22
Открывалась книга записью, сделанной неким фон Венелем, которому эта земля была пожалована за верную службу еще Петром. Несколько поколений его потомков владели этими землями. Пока не разорились они, а имение не перешло в казну, откуда выкуплено было матушкой Екатериной и пожаловано графу Панину…
– Точно так-с, – подтвердил лакей. – Феньке еще дед, он тоже у господ в доме работал, сказывал. Были такие господа фон Венели. И дочь у них была писаная красавица. Да как разорились они, то из милости графа Панина жили в дальнем конце парка, сторожка та уж развалилась, а руины снесли, когда новый регулярный парк устроили. Был у ентой девицы фон Венель жених, капитан-поручик. Даже знакомый Панина по Петербургу. Вот когда граф-то женился на Венель, поручик долго бродил окрест. Прослышал об этом граф, запер графиню на острове, где сейчас старец живет. О ту пору мостика еще не было, только на яликах добирались. Уж не сказывал народ, что там на острове было, но крики слышали. Только раз ночью графу донесли, что графиня хочет сбежать из плена. Граф взял ребенка и ну на берег. А там, и правда, идет графиня в простой рубахе по воде, аки посуху, на том берегу поручик ее дожидается. Тогда граф закричал, что бросит младенца в воду, сынок заплакал, графинюшка обернулась, да не устояла и канула под воду вслед за дитятей. Поручика потом долго ловили, да уж поймали, нет ли, не знаю.
– Знаете вы, что Алена и старец видели вроде как… – Грушевский отчего-то не решился закончить мысль. Но лакей его и так понял. Вдруг впервые после жаркого и шумного дня дохнуло на них сырой прохладой, словно тихий вздох давнишней утопленницы долетел в этот богатый и современный дом. Внезапно погасло электричество, что удачно усилило мистическую атмосферу, навеянную старинной легендой.
– И еще из деревни, Малаховки, тож говорят, – совсем уж зашептал Кузьма Семенович. – Говорят, графинюшка забирает к себе в озеро невест, особливо несчастных. Были случаи, даже несколько, только в книге не все записано, напрасно искать будете. А перед тем как раз и видят ее то с ребенком, то без, по воде идущей.
– А вы не думаете ли, Кузьма Семенович… – вдруг одна мысль поразила Максима Максимовича. А ведь, пожалуй, Тюрк прав! Что, если старинная легенда и впрямь имеет отношение к тому, что происходит здесь и сейчас? Что, если несчастная утопленница, убиенная своим мужем, забрала к себе и княжну Саломею Ангелашвили? И это ее, а не Богородицу видели многочисленные свидетели на озере. Баллады символистов, странные песни, исполненные неясной тоски и предчувствия смерти, с новой силой зазвучали в романтичной голове Грушевского. Но тут раздался грохот салюта, и резкие вспышки фейерверка пронзили тусклые сумерки картинной галереи. Кузьма Семенович подпрыгнул на значительную высоту и перекрестился.
– Нашел! – тут же закричал Тюрк. – Вот, нашел.
Грушевский бросил книгу и подбежал к Тюрку, который стоял с картиной у окна и пытался получше ее рассмотреть. То ли по недосмотру, то ли случайно, по неведению, немецкий инженер, приглашенный для произведения праздничной иллюминации, все же сделал свою работу. Грянула канонада, в черном небе взорвались шары разноцветных звезд. В отблесках ярких огней и снопов искр Грушевский смог рассмотреть портрет. На небольшой картине, размером тридцать на сорок сантиметров, художник изобразил прелестную молодую женщину. Бесконечно печальные глаза ее с каким-то укором взирали с портрета кисти Рокотова. На оборотной стороне виднелась потертая, но вполне читаемая надпись: «