Делать детей с французом - стр. 49
Воду я не любила примерно по тем же причинам, что и французский язык: столько букв тратится на нечитаемое окончание! В моём желудке, усушенном уксусными заправками, как шерстяной джемпер – горячей стиркой, есть место только для самого вкусного. Зачем расходовать драгоценные миллилитры его объёма на жидкость без цвета и запаха?
Но постепенно, отвыкнув от красителей, подсластителей и консервантов, нёбо научилось чувствовать эфемерные нотки миноритарных ингредиентов – и мне открылось неисчерпаемое богатство бледных оттенков. В долгосрочной перспективе привычка пить воду убережет меня от кариеса и диабета. А раньше я об этом не думала, потому что само словосочетание «долгосрочная перспектива» вошло в мою жизнь одновременно с Гийомом. Тогда вдруг открылось, что чтобы сэкономить на авиабилетах, покупать их надо за несколько месяцев, а чтобы вместе съездить в отпуск следующим летом, откладывать надо уже с сентября. Планировать, думать о будущем, сортировать мусор, выбрасывать батарейки в специальные контейнеры, ходить в магазин с холщовой авоськой для меня было звеньями одной цепи – следствием омовения организма изнутри.
То, насколько местные методы воспитания не совпадают с нашими, можно понять на простом примере. Французские мамы, когда чем-то недовольны, делают gros yeux – «большие глаза». Моя же мама в порыве ярости, наоборот, сужает глаза до прямой линии, и сила взгляда концентрируется в лазерный луч, вырывающийся в зазор между ресниц. В детстве он натурально прожигал во мне дыру.
Но когда я решила опробовать этот воспитательный приём на Гийоме, он ничего не понял. Только прекратил ссориться и встревожено спросил: «Тебе что-то попало в глаз? Дай посмотрю».
Почти месяц мы жили параллельными жизнями и незаметно из фазы доверительного безразличия к делам друг друга перешли в фазу упрёков. Особенно я, которой на время беременности были противопоказаны подниматели настроения в виде двух пинт пива и транквилизаторы в виде коктейля «Лонг Айленд Айс Ти». Гийом перестал быть необходимым, и каждый его проступок теперь судился с утроенной строгостью.
В тот вечер он вернулся хоть и не поздно, но пропахший сигаретами. Сигареты – это символ, а не просто скрутка из бумаги и табака. Актом курения Гийом даёт понять, что на моё мнение ему в данный момент плевать, что миром правят мужчины, а слово можно как дать, так и забрать. Поняв всё это одним вдохом, я пришла в такую ярость, что хотела немедленно уйти, забрать дочь, развестись, покинуть страну… но перед этим расчленить его астральное тело знаменитым «лазерным взглядом».
Останься я в России, никакой семьи у меня бы, конечно, не получилось. Если бы мне каким-то чудом удалось выскочить замуж, то после первого же конфликта я бы прибежала рыдать маме в плечо. Она бы обняла меня, утешила, поселила у себя и помогла бы собрать документы на развод. Ведь любая мама знает: никто и никогда не позаботится о её ребёнке так, как она. И это правда. Мамы из лучших побуждений надевают дочерям венцы безбрачия. Потому что ну нельзя же на самом деле терпеть такую жизнь! Я первая скажу – нет, нельзя. Только три тысячи километров, разделяющие нас, вынудили меня стать женщиной и женой… Я поняла это вдруг, когда Гийом озабоченно заглядывал в мои суженые глаза. Я расширила их обратно и сказала: