Дела семейные - стр. 45
– Джал, ты положил стакан, в котором папа держит протезы?
– Да неважно, – вмешался Нариман, – найдется у Роксаны стакан для моих тридцати двух.
– Если даже и забыли что-то, так мы отдельно привезем. – Джал испытывал неловкость от возбуждения сестры и старался унять ее.
– Лучше все проверить, а то Роксана еще скажет, что я плохо смотрю за тобой.
Куми побежала в ванную. Ненавистный стакан стоял на полочке. Она стряхнула с него капли воды и завернула стакан в оберточную бумагу.
– Ну вот, папа, теперь, кажется, все.
– «Скорая» подъехала, – возгласил Джал от окна.
«Бедные дети, – думал Нариман, – им трудно скрыть нетерпение». И он их не винил. Вина лежала на тех, кто тридцать шесть лет назад устраивал брак, на своевольных организаторах трагедии. Он так и слышал голоса родителей после бракосочетания:
«Теперь твоя жизнь налажена, и мы можем умереть спокойно».
Что они и сделали годом позже. Прожили достаточно долго, чтобы выполнить свой долг, но не дожить до результатов содеянного ими.
Двое мужчин в мешковатых белых халатах и шлепающих кожаных сандалиях внесли носилки. Водитель дал Джалу на подпись квитанцию с графой «время прибытия» и уточнил адрес.
Санитары сдвинули Наримана на край кровати, подставили носилки. Они умело перекатили его на носилки, подоткнули простыню и посоветовали держать глаза закрытыми. Понесли носилки из спальни, осторожно пройдя дверь. Куми и Джал шли позади.
В коридоре Нариман открыл глаза и увидел мрачные портреты предков на стенах. Как странно они взирали на него – будто они живые, а он мертвец.
Носилки вздымались и опускались, как лодка, колеблемая волнами, и от этого казалось, будто предки кивают ему. Кивают, сходясь во мнениях относительно его судьбы, относительно его ухода из этой квартиры.
Он думал, не в последний ли раз видит знакомые лица. Захотелось попросить санитаров пронести его по всем комнатам, дать ему все рассмотреть и запомнить, прежде чем за ним закроется дверь.
Глава 5
Гамма, исполненная на легато, поплыла вверх с первого этажа «Приятной виллы». «Как сладостно может звучать обыкновенное до-ре-ми», – думала на третьем этаже Роксана, тихонько подпевая скрипке.
Октава закончилась, и она крикнула с кухни:
– Джехангир, собирайся. Вода согрелась!
Скрипка пропела мажорную гамму в другой тональности. Джехангир не обращал внимания на призывы матери: он сосредоточенно подыскивал верное место для фрагмента головоломки – в данную минуту это было важнее всего.
– Джехангир, вода закипает. И я тоже, предупреждаю.
– Сегодня не моя очередь.
– Без фокусов. Мурад мылся вчера. И побыстрей – вода впустую выкипает.
Тень пала на незавершенное озеро Комо. Он поднял глаза – рядом стоял отец.
– Ты не слышишь, что мама говорит? Немедленно иди, не заставляй ее кричать.
Роксана почувствовала нежность к мужу. Она никогда не знала, чью сторону он примет – ее или детей.
Джехангир отложил головоломку, Йезад взялся за нее.
– Твой сын совершенно свихнулся. Так сосредоточился, будто ищет свое место в мире.
Йезад повертел синий кусочек, над которым бился Джехангир, попробовал приладить его к разным местам на озере Комо и сдался.
– Еще не время для этого кусочка. Сначала сложи побольше.
– Знаю, – откликнулся Джехангир, снимая свое полотенце с веревки, протянутой через всю комнату от его кровати до Мурадовой. В дождливые дни, когда стираное нельзя вешать на балконе, веревка превращается в ароматную завесу из мокрого белья.