Дела минувшие - стр. 24
– Денщик тот был дрянцо с пыльцой…
– За это не убивают.
– За это нет, – согласился галман. – А приткнули Елпишку за другое. Точно не скажу, сам не знаю, однако был к нему счет за его бывшего начальника. Елпишка прежде денщиком служил у какого-то офицера. И тот себя стрельнул. Слыхали небось, ваше благородие?
– Подпоручик Шенрок? – уточнил сыщик.
– Черт его ведает, может, и Шенрок. Вскоре после Рождества дело было.
– И что за счет по поводу офицера предъявили Сомову? – насторожился Алексей. – Самоубийство, денщик-то тут при чем?
Рещиков хитро посмотрел и ответил вопросом на вопрос:
– А мне снисхождение сделают? Видать, вы мимо правды прошли, а я вам важные сведения на блюдечке принесу.
– Снисхождение непременно, и не только оно, – в тон вору ответил сыщик. – Можешь вообще мимо цинтовки проскочить. Ежели договоримся и станешь нашим осведомителем.
– Капорников[29] фартовые режут, – зябко повел плечами Вырвиглаз.
– Глупых режут, а ты будь умнее. Я же вижу – ты птица высокого полета, – польстил вероятному агенту титулярный советник. – И серий на полтыщи тебе доверили, и про убийство Сомова знаешь. Соглашайся – и окажешься в выгоде. Дружить с полицией полезно.
– Дозвольте подумать, ваше благородие.
– Умение думать – хорошее качество. С умными и дело иметь приятно. Но что насчет денщика?
Вырвиглаз чесал-чесал в затылке, потом сказал:
– Сдается мне, не сам себя подпоручик стрельнул.
– Даже так?
– Ну, иначе за что Елпишку убивать? А? Ведь как сделано! Выманили из казармы, споили, затащили к Вшивому кусту… А до того неделю водили по кабакам, совращали, в друзья навяливались… Одних денег на водку извели страсть.
Лыков продолжил рассуждения арестованного:
– Ты полагаешь, что денщик участвовал если не в самом убийстве подпоручика Шенрока, то в заметании следов?
– Полагаю, заметал. Убивать самому – жила у дурака тонка была. Я ведь Елпидифора Сомова хорошо знал. Ничтожный человек.
– Ладно, не сам. Помог подделать обстоятельства, и так ловко, что все сочли это самоубийством. Но зачем его убивать спустя три месяца?
– Не знаю. Может, он деньги начал вымогать. А может, там решили оборвать ниточку. На всякий случай.
– Там – это где? – Лыков надеялся узнать ответ на главный вопрос. Однако Рещиков разочаровал сыщика:
– Того не знаю. Кто-то умный банковал. Ни Цапле, ни Кольке Бешеному такое не по мозге.
– Банковал… Там что, карты замешаны? Шенрок оставил записку, что платит долг чести.
Но капорник открестился. Знать не знаю, дело не мое. Поймайте тех хорьков, у них и спрашивайте.
– Хорошо, – не стал давить титулярный. – Где их искать? Подскажи.
– Они спелись как два товарища, ходят завсегда вместе. Колька – главный, Федька принимает его старшинство. Откуда-то есть у них и деньги. Прячутся как умеют, часто меняют квартиры. Где сейчас – не ведаю…
На этих словах дверь в кабинет начальника отделения открылась, и в проеме показался Форосков. Он не успел переодеться в обычное платье и выглядел истым оборванцем. Надзиратель делал начальнику знаки, вызывая в коридор.
Лыков вышел:
– Ну?
– Поехали Цаплю вязать.
– Ух ты! И где этот негодь?
– В караулке спичечной фабрики Финогенова по Солдатской набережной. С ним еще халамидник увязался, захватим и его для статистики.
– А Кольки Бешеного нет?
– Нет. Чего жадничать, Алексей Николаич? Хватайте кого можно! А ловко я вас давеча с крыльца низверг? Не ушиблись? Ха-ха!