Размер шрифта
-
+

Давай не будем молчать. Как разговаривать на сложные темы с теми, кто вам важен - стр. 3

Примеры я собрала так, чтоб каждый из вас мог сопоставить прочитанное с тем, что приходится проживать сейчас. Имена всех героев в примерах изменены, а контекст обстоятельств настоящий. Я предлагаю читать книгу от начала до конца, с карандашом и блокнотом, вспоминая свои неслучившиеся или незаконченные разговоры, давая им возможность полноценно завершиться.

Уверена, когда вы прочтете эту книгу, сделаете практики и ответите на приведенные в ней вопросы, ни одно слово не будет застревать у вас в горле. Вы сможете исправлять любую сложность в диалоге, подбирая слова мудро и легко, освобождая себя от болезненного напряжения.

Если человек сглатывает обиду и молчит в 14 лет – это адекватно, если в 30 – это странно, если в 50 – недопустимо. Так что пусть ваш взрослый коммуникативный «почерк» раскрывается с каждым разговором.

Глава 1

Немота детской боли. Почему так сложно говорить о самом важном?

Долгое время меня не отпускало одно детское воспоминание. Осознать его силу и все последствия я смогла будучи уже глубоко взрослой, после продолжительной работы с психологом. Много лет оно остро влияло на мои отношения и с собой, и с эмоционально значимыми для меня людьми, будь то мужчины, друзья, мои дети и даже коллеги.

Мне все было сложно в контакте с людьми: обозначить свои границы; сказать «нет», если меня о чем-то просили; проявить недовольство; высказать, что меня ранило; отстоять свое; искренне признаться в своих желаниях и много чего еще. Я не могла спокойно обговаривать денежные вопросы и часто соглашалась на совершенно неуважительные для себя гонорары. Не говорила открыто ни с одним из своих мужей о сексе или об отношении к себе. Я почти ни с кем не обсуждала то, что чувствовала на самом деле, и мне часто приходилось прятать боль за приветливой улыбкой и остроумной речью.

Я компенсировала обидчивость и ранимость иронией и сарказмом. А по-настоящему проявляла себя только в относительно безопасных условиях для моей острой чувствительности. То есть почти нигде.

Я точно не одна такая, поэтому уверена, что вам, мои дорогие читатели, понятно, о чем говорю. Прежде чем рассказать про тот случай, который особенно ранил меня, дам небольшую предысторию.

Обычно мы шумно отмечали разные праздники. Наша двухкомнатная хрущевка трещала по швам, пытаясь вместить всех родственников, друзей, детей, соседей и коллег. Папа как обычно блистал: он всегда был звездным центром в любой компании. Во-первых, пел и играл на баяне; во‑вторых, отличался яркой внешностью, его многие сравнивали с Аленом Делоном; в‑третьих, мастерски шутил. Его еврейский, цепкий юмор придавал всему, что он говорил, особый «цимес».

Этот папин коронный юмор и был причиной моих детских страданий. Только тогда я не могла не то что обозначить, а даже осознать связь между ними, куда уж там перевести в слова и высказать.

Дело в том, что папа самым изысканным образом шутил в присутствии гостей за мой счет, то есть надо мной. В ход шли мои откровения, истории, переживания – он использовал все, вплоть до моей внешности. Папа приводил примеры из моей жизни или рассказывал случаи, которыми в порыве дочерней откровенности я с ним делилась. При этом высвечивал мои особенности так, что в его интерпретации они выглядели нелепо, забавно и смешно даже мне.

Страница 3