Даурия - стр. 24
– С ветра пришло – на ветер уйдет, – судачили о свадебных тратах Чепалова мунгаловцы. – Вот поглядите, побарствует, а там опять зубы на полку сложит. Ведь у Дмитряка-то много не получишь, пока он живой.
Но Сергей Чепалов не собирался пускать своего богатства на ветер. После свадьбы он стал скупым и расчетливым, дела свои вел с умом. У разорившегося соседа купил со всеми усадебными пристройками старый дом. В половине, выходящей на широкую улицу, оборудовал лавку. Торговал поначалу керосином, спичками, разной мелочью. С покупателями разговаривал тихим солидным баском. Степанида Кирилловна ежегодно рожала то сына, то дочь, да год от году добрела. Дочери умирали, не научившись ходить. Из сыновей выжило трое: Никифор – вылитый в мать первенец, Арсений – туповатый тихоня, окрещенный по-уличному «тетеря», и самый младший, моложе Никифора на шестнадцать лет, голубоглазый, пухлолицый Алешка – отцовский любимчик.
В 1899 году Никифора взяли на действительную службу. Служить ему пришлось во 2-й Забайкальской казачьей батарее. Смышленый, пронырливый казачина уже через год носил на погонах лычки приказного. За подавление в Китае восстания крестьянской бедноты против иностранных захватчиков получил он Георгия четвертой степени, был представлен к производству в старшие урядники. Командир батареи полковник Филимонов благоволил к нему. И начало русско-японской войны Никифор встретил на должности безопасной и небезвыгодной. Сделал его Филимонов старшим фуражиром батареи. На фуражировку отпускались большие суммы, и крепко погрел около них руки бравый урядник. Махинации были простые. Приезжал он с дружками в глинобитную китайскую деревушку, прямо с коня стучал черенком нагайки в обтянутые промасленной бумагой окошки фанз. Низко кланяясь, встречали незваных гостей китайцы, разглядывая их из-под соломенных шляп задымленными неприязнью глазами. Никифор показывал им горсть золотых и спрашивал на ломаном жаргоне:
– Фураж, манзы ю?
Завязывались оживленные переговоры с помощью пальцев. Показывая китайцам пук клевера или гаоляновый стебель, давал им понять Никифор, что ему нужно. Щедро обещал он оплачивать все, что купит, и для вящей убедительности пересыпал золотые монеты из ладони в ладонь. Китайцы охотно показывали тогда чумизу и сено и начинали торговаться. Потешаясь над их лопотанием, подмигивал Никифор ловким дружкам. В момент нагружались доверху пароконные казачьи двуколки. Потаскав на прощанье китайцев за пыльные, сальные косы, галопом уносились фуражиры прочь от деревушки. Дорогой придумывали ограбленным горемыкам фамилии посмешнее и писали от их имени расписки в получении денег за фураж. Каждая расписка имела один и тот же трафаретный конец: «По безграмотности и личной просьбе крестьянина Сунь Чун-чая из деревни Хаолайцзы расписался казак Ефим Перетягин». Менялись в расписках только фамилии и названия деревушек. Потом фуражиры делили добычу. Львиная доля всегда доставалась Никифору. Ежемесячно приходили в то время из действующей армии денежные переводы на имя Сергея Чепалова. Переводы были по сто рублей и более. Именинником ходил Сергей Ильич по поселку. Присланное Никифором он припрятывал до поры до времени и делал это кстати.
В конце концов проделки Никифора были вскрыты. Добрался ли до полковника, не жалея головы, расторопный китаец, или донес какой-то казак, но только многое узнал командир о своем любимце. Предупрежденный приятелем ординарцем, успел Никифор спутать следы. Только сунул он своему посёльщику Семену Забережному добрую пачку красненьких двадцатипятирублевок, как нагрянул с обыском сам Филимонов. Полковник рвал и метал. Денег у Никифора не нашли, но не пожалел Филимонов его крепких скул. Звонкими пощечинами учил он своего урядника на виду у всей батареи, так что лопнула замшевая перчатка. Лицо Никифора становилось то пепельно-серым, то свекловично-розовым. Затаив дыхание, злорадно посмеивались казаки над горем выскочки и пролазы Чепалова, а у его дружков фуражиров от страха подрагивали губы. На прощанье пригрозил полковник Никифору военным судом и отправил его на гауптвахту. На другой день полетела в станицу Орловскую телеграмма. Просил полковник станичного атамана немедленно сообщить, получал ли денежные переводы от сына купец Чепалов. В Орловской тогда атаманил Капитон Башлыков, доводившийся родственником Чепалову. Получив телеграмму, прикатил Башлыков в Мунгаловский. Перепуганный купец, чтобы как-нибудь замять дело, отвалил ему сотенную. Башлыков, покуражась для виду, выпил бутылку контрабандного коньяку и укатил обратно.