Дамба - стр. 7
− Сыровата еще работа у моей подопечной, − говорил он ученому совету – людям, принимающим решение о присвоении степени, − предлагаю перенести защиту на потом.
Скотина, в общем, а не Додонов.
Татьяна тогда чуть не плакала. Она отдала последние деньги и силы, чтобы устроиться в университет и получать на восемь тысяч рублей больше. Причем все всё прекрасно понимали: диссертация и защита у Татьяны были хорошие, просто Додонов хотел больше денег. От Татьяны.
А денег Ферапонт Додонов, профессор, главный эколог Оренбургской области, лектор в «Газпроме», лектор в «Роснефти», хотел всегда и от всех. Под видом милого семидесятилетнего дедушки, седого и с торчащими из носа волосами, скрывался коррупционер и прощелыга. Додонов собирал дань со всех. Со студентов, с аспирантов, с коллег за маленькие услуги. Когда кто-нибудь из газовиков или нефтяников приходил к Додонову за экологической экспертизой, Додонов собирал с газовиков и нефтяников. Жил он за городом на даче, и все деньги якобы переправлял сыну в Германию.
Сам Додонов никаких обязательных для «Газпрома» экспертиз уже давно не проводил. Он перепоручал все своим преподам, в том числе и Татьяне Ершовой, за копеечное вознаграждение − одну-две тысячи рублей за работу, на которую уходили все выходные.
Татьяна вернулась с чаем, на что Додонов мило кивнул. Студенты «кончились». Сейчас аттестационная комиссия выставит всем оценки, Татьяна занесет их в протокол, и можно будет ехать домой.
Татьяна вышла на минуту из аудитории и позвонила домой Жене. Его мобильный был недоступен. Татьяна вернулась в экзаменационную. Там Додонов оглашал результаты. Несдавших сегодня не было. Видимо, удивительно совпало: умные и бедные сдали сами, а те, кто с деньгами, успели позолотить Додонову ручку.
Татьяна засобиралась домой. Когда она уже в Сакмаре вышла из маршрутки, то увидела на остановке дочь Катю. Катя тоже увидела маму и бросилась радостно к ней.
− Мама, папа там спек хлеб бездождевой! – начала говорить Катя.
«Видимо, бездрожжевой», − подумала Татьяна. Катя всегда переиначивала длинные слова на свой лад.
− Но только съесть его не получится, – Катя театрально развела руками, − потому что нас затопило.
− Кирилл Константинович, − начал говорить Хотян, − у тебя дамбу прорвало на Урале. Ты ее инспектировал, а ее все равно прорвало.
Замминистра строительства Арам Васильевич Хотян произносил эти слова очень спокойно. Капустин знал, что подобный тон означает крайнюю степень бешенства.
− Очень серьезно, дорогой! Очень! Весь же поселок. А ты инспектировал, − в той же интонации, с армянским акцентом продолжил говорить Хотян.
− Ты там давай собери совещание, туда-сюда. Три дня есть у тебя. И жду отчет. Или вот, – Арам Васильевич похлопал по тонкой стопке бумаг у себя на столе. Подобный жест на языке Хотяна означал, что сам он в тюрьму садиться не собирается, но Капустина обязательно посадит.
− Пять лет, мой друг. Пять! С конфискацией. А я не хочу терять сотрудника.
− Бюджет на ликвидацию уже согласован? – сухо спросил Капустин, стоявший навытяжку перед столом Арама Васильевича.
− Квартиру продай, − ответил тот, − или у бобров попроси, которые твою дамбу прогрызли. Бюджет!
Хотян почесал лысую голову и опустил глаза в телефон. Капустин собрался выходить из кабинета замминистра, но тот поднял палец и задержал Кирилла Константиныча.