Размер шрифта
-
+

Далекое море - стр. 5

Бывает же холодное лето, как то, сорок лет назад, когда посевы пострадали от холода; бывает и такая же жизнь, в которой ни капли страсти. И если, как она думала, молодость была утрачена и у нее не было возможности ею насладиться, то и состариться не получалось. Бытие, наполненное законсервированными словами… жизнь слишком рано повзрослевшего ребенка, так и не успевшего достичь зрелости, – вот ее удел.


Вчера вечером, пропустив со своими спутниками по бокалу вина, она первая оставила компанию и вернулась к себе в номер. После чашки теплого чая хотела было пораньше лечь, но ощущение, что так просто уснуть не получится, заставило ее, по обыкновению, открыть тоненький сборник стихотворений На Хидок[3].

Признание одного дерева

Моих засохших веточек концы
Истончены донельзя,
И больше нет живого места…
Дыханием своим меня не осеняйте!
Боюсь, коснетесь краешком одежд —
И на себя пеняйте: я снова зацвету[4].

Что-то отдалось в дальнем уголке сердца. Там, в глубине, возникла неведомая ранее режущая боль, словно с него, как с письма, сорвали закаменевшую пломбу. Невольно она приложила руку к груди. По ее личному опыту, это не предвещало ничего хорошего. В конце концов ей пришлось вынуть из мини-бара маленькую бутылочку и налить ее содержимое в стакан.

Морское побережье за окном светилось огнями, а в ушах зазвучала мелодия фортепиано. «Гимнопедия № 1» Эрика Сати… Она помнила, кто играл ее на рождественском вечере зимой того года.

Она открыла телефон и написала в заметках:


Сколько лет прошло…

Сижу у окна в чужом городе и потягиваю виски.

В моей голове звучит прекрасная мелодия фортепиано из воспоминаний, и люди там, за освещенными окнами, должно быть, не могут уснуть.


Ну здравствуй, мое одиночество!

Мой старый милый сумеречный друг!


Стоя у окна, она снова заглянула в сборник со стихотворениями.

От корней

Когда-то уповал на корни я,
Затем на ствол мой взгляд переметнулся,
А со ствола – на ветки,
С веток – на листву…
Теперь же верую я в лепестки
Цветов, что, опадая, в воздухе плывут, плывут…
Все тоньше, все прозрачней…
Всегда готовые рассеяться то там, то тут…[5]

Когда раздалось: «Уважаемые пассажиры, наш самолет следует в аэропорт Ньюарк города Нью-Йорка», она запоздало собралась перевести телефон в режим полета и обнаружила два сообщения. Одно от дочери:


Мам, в Сунчхоне, в храме Кымдунса, зацвела красная слива. И сегодня на рассвете луковицы нарциссов наверняка закопошатся в промерзшей земле. Послышится шуршание от потягивания личинок цикад и первый треск кокона бабочки-капустницы… Весь земной шар потряхивает в предвкушении зарождения новой жизни: «Мы растем! Мы растем!» От этого шума я так и не смогла уснуть.

И знаешь, мама, что случилось на рассвете? Только вообрази: внутри меня Лу – твой внук – в такт земным ритмам принялся толкать своими пяточками меня в живот.

Я немного всплакнула, думая про тебя. Ведь со мной в животе ты испытала подобное ощущение.

Это таинство, которое мужчинам не дано познать, даже если у них будет шанс родиться вновь.

Казалось, будто внутри меня другая вселенная.

Как может существовать одна жизнь в другой?! Невероятно! В одной живой душе – еще одна, аж мурашки по коже!!!

Ах, мама! Я впервые, впервые в жизни радовалась тому, что я женщина и у меня есть матка… Это произошло со мной впервые!

Страница 5