Далекое море - стр. 11
– Мама, Арым тридцать четыре. Ты в ее возрасте уже была матерью троих детей, – сдержанно возразила она и глубоко выдохнула, пытаясь справиться с подступившими эмоциями, чтобы ненароком не наговорить лишнего. Но не удержалась: – Кстати, о муже… Мама, ты сама-то была счастлива? Как ты повела себя с отцом, который после получения докторской степени не остался в Германии, а вернулся в Корею; с отцом, которого забрали лишь за то, что он не стал закрывать глаза на диктаторский режим и, протестуя, подписал петицию с требованием отмены казни Ким Джэгю, застрелившего диктатора Пак Чонхи; с отцом, который вернулся из застенков истекающий кровью и вконец искалеченный, был уволен из университета и из-за последствий пыток разболелся и слег?! Когда отца увели, ты ни разу за все то холодное лето нас нормально не покормила. А по возвращении, когда его подкосила неизлечимая хворь, разве не ты каждый божий день уходила из дому? Наняла за гроши какую-то приходящую бабульку, которая по утрам готовила для нас несъедобное варево… и мы вынуждены были перебиваться им целый день вместе с отцом, лежавшим в дальнем закутке квартиры. Ты постоянно возмущалась, мол, как все это ужасно, как невыносимо. Дескать, разве не самой популярной студенткой там, в Германии, ты была, тебя чаще других звали на вечеринки профессоров!!! Пока отец мучился от невыносимых непрекращающихся болей, ты без конца несла эту чушь, закидываясь снотворным и спя сутками напролет. И в итоге однажды ночью он умер в полнейшем одиночестве прямо подле тебя, беспробудно спавшей после очередной дозы снотворного. Когда я прибежала из соседней комнаты, отец уже отошел в мир иной. А ты в очередной раз запросто легла и заснула глубоким сном, наплевав с высокой колокольни на страдания отца. И его последний крик ты, мама, не услышала. Я такого брака для себя не желала. А теперь подобную жизнь ты навязываешь мне и даже моей дочери?!
Она умолкла. В голове вдруг отчетливо пронеслись мысли, что возникли у нее тогда, в восемнадцатилетнем возрасте, когда она провожала взглядом уходящую мать, которая, хлопнув дверью, оставляла за собой шлейф аромата духов.
«Я не хочу быть такой матерью, которая, словно тринадцатилетний подросток, вечно ноет и дезертирует, неустанно твердя: „Как же это все ужасно, как невыносимо!“ Я ни за что не стану такой, всегда и всем недовольной матерью…»
5
– Тетя, пора ехать! Бабушка, мы пошли!
Подняв глаза, она увидела сестру и Джени в куртках и с сумками в руках.
– Мама, мы поехали! Если пробок не будет, я быстро обернусь.
Не успели они сесть в машину, как Джени оживленно спросила:
– Музей естественной истории? В лобби перед динозавром?
– Да. А отсюда далеко?
На ее вопрос Джени заливисто рассмеялась.
– Нет, не очень. Ну и ну, тетя! Так, значит, сегодня у тебя свидание с первой любовью? Вот это романтика! Да еще и у динозавра в Музее естественной истории… И чья же это была идея? Скорей всего, твоя, тетя? Ты же у нас профессор литературы? Надо и мне в старости предложить своей первой любви встретиться там. И ничего, что после расставания уже пройдет куча лет… все равно не больше ведь, чем динозавру…
– А у тебя, Джени, уже была первая любовь? – спросила она, и сестра насмешливо фыркнула:
– А то! Уже пятая…
Не дав матери договорить, Джени пожаловалась: