Цветы лазоревые. Юмористические рассказы - стр. 22
Из-за ситцевой занавески, разделявшей комнату на две части, раздавался храп.
– Старший дворник, и дрыхнет в непоказанные часы! Да ведь это не по положению…
– Антип Самсоныч!.. Антип Самсоныч! Вставайте! Господин околоточный пришел! – бросилась дворничиха за занавеску.
– Не замай… Оставь… – пробормотал сквозь сон дворник. – Пусть другой раз…
– Как не замай, коли такой гость! Да очнись ты…
– Скажи, что я в участок с паспортами ушел.
– Что ты говоришь, бессмысленная твоя рожа! Да ведь господин околоточный здесь стоит. Сами господин околоточный тебя спрашивают! – крикнула дворничиха.
– Околоточный? Фу!.. Да ты не врешь?
– Вставай, вставай, Антип Самсонов! Это я! – заговорил околоточный.
Тон переменился.
– Простите, ваше благородие… Виноват… Сейчас, только сапоги надену.
Из-за занавески вышел старший дворник в рубашке и жилетке.
Он позевывал и почесывался. Околоточный принял его несколько строго.
– Хоть я, брат, тебе и кум, но должен сделать по всем строгостям взыскание. Тротуары песком не посыпаны, а ты дрыхнешь… – сказал он.
– Неужто не посыпаны? Ах, черти! Да ведь я велел подручным…
– Ты велел, а они по портерным да по кабакам разбрелись. Смотреть надо.
– Как тут усмотришь за анафемами! Просто хоть сам посыпай. Ведь вот только прилег, а тут такие действия… Сейчас велю-с! Наталья! Давай кафтан!
– Погоди… Надо тебя и о другом деле порасспросить.
– Чайку не прикажете ли? Жена живо самовар поставит.
– Некогда мне с твоими чаями возиться. Я на минутку.
– Ну, с бальзанчиком рюмочку? Жена! Беги сейчас в лавочку и спроси семушки кусочек… Да пусть отрежут получше. Для нашего, мол, околоточного.
– Ага! Теперь с бальзанчиком и семушки… А давеча: «В участок ушел».
– Виноват-с… Спросонков… Я так полагал, что это кто-нибудь из жильцов по пустякам тревожит. Ведь у нас поминутно: то печка дымит, то насчет прачешной. Неужто бы я такие слова, ежели бы чувствовал, что такой дорогой гость?.. Прошу покорно садиться… Наталья!
Живо за семгой…
Околоточный сел.
– Что у вас вчера ночью такое освещение в третьем этаже? – спросил он.
– А это у господина Голованова. Зачастую у них.
– Кто этот Голованов?
– По паспорту – отставной чиновник… А вот где он служит – пес его ведает. Пытал я у прислуги – и та не знает. В черном теле они, этот Голованов, у супруги, а барин хороший, щедрый… Супруга у них главным манером действует, и ежели приглядеться, то не то она как бы в воспитальницах у одного старичка-генерала состоит, не то в содержанках у купца-меховщика. Оба они наезжают… Как приедут – муж сейчас со двора сбежит. Ездит еще третий барин амуры к ней распускать… Как его?.. Мудреная такая немецкая фамилия. Горенбиров… Нет, не Горенбиров… Одни говорят, что он из портных, другие – что из адвокатов.
– Так это у содержанки? – протянул околоточный. – А я думал…
– Вы думали, что у поляка? Нет, там спокойно… Никаких этих действий он у нас не распространяет. Уж я смотрю в оба, а ничего… Старичок только один старенький обедать ходит. Поест и уйдет… Сами они разве в киятер… А то все дома, и все тихо… Ребят разве иногда просекать прутом начнут, так визжание начинается… Ну, и шум…
– Что ж, картеж у этой содержанки? – расспрашивал околоточный.
– Да она, Клим Иваныч, не настоящая содержанка, а на манер как бы в крестницах у старичка и в дочках посаженых у купца этого самого. А за квартиру платит портной или адвокат этот… Ходим, ходим за деньгами – все завтра да завтра… а наедет портной, вечер пересидит – ну, наутро и за квартиру заплочено.