Цветы лазоревые. Юмористические рассказы - стр. 24
Тесть заключил зятя в свои объятия.
– Давно ждем, давно… В отчий-то дом, кажется, можно бы и пораньше привезти женушку, зятюшка… – заметил тесть.
– На аристократический манер долго с кофеями проклажались, папашенька, – отвечал зять. – Здравствуйте, мамашенька! – расцеловался он с тещей.
И началось великое чмоканье уст.
– Ребятишек-то, маменька, подальше… А то у Настеньки светлое платье лапами захватают, – упрашивал он.
Молодых ввели в гостиную и усадили на диван за стол. На столе стояли бутылка шампанского и коробка конфет. Тут же помещались бокалы. Вбежал приказчик, схватил бутылку и хотел подрезать пробку.
– Дайте нашему прислужающему лакею. Он с шиком пробку пустит, – сказал молодой.
– Помилуйте, Николай Ларивоныч… Неужто уж мы не сможем? – обиделся приказчик.
– Однако при графских домах служить или из железной лавки?..
Пробка хлопнула, и нагревшаяся шипучка брызнула из бутылки потоком.
– Полным домом жить… полным домом… – сказала теща.
– По-вашему – полным домом, а по-нашему – карманный изъян. Вон Настеньке на светлое платье брызги попали.
– Ну, что тут! Новое наживете, Николай Ларивоныч…
– Да ведь наживать-то придется нам, а дочка-то ваша.
– Наша дочка, а ваша супруга. Теперь уж она у нас отрезанный ломоть, – сказал тесть.
– Верно-с. Но надо и тот сюжет в головное воображение взять, чтобы так разговаривать – сколько вы шелковых-то платьев за вашей дочкой изволили дать? В приданой росписи показывали пять, а дали три… – уколол молодой зять тестя.
– Николай Ларивоныч… – дернула молодая супруга за рукав мужа.
– Пардон-с, Настенька, но я дело говорю. А вы, Давыд Панфилыч, не обидьтесь, это я только так, к слову. Опять же, возьмем самовар парадный… Обещались серебряный, а всучили мельхиоровый.
– Николя… Лессе… – еще раз остановила мужа супруга.
– Молчу, молчу… Только уж из-за того, Анастаси, и молчу, что вы по-французски пустили, – улыбнулся молодой супруг и взял бокал.
Взял бокал и тесть.
– Ну-с… С законным браком!.. – сказал он. – Дай Бог в мире и согласии… А насчет всего прочего: кто старое вспомянет – тому глаз вон, – проговорил он.
– Как-с? Стало быть, нет моей обязанности, чтобы я вам и насчет тех пяти тысяч напоминал, которые за вашей дочкой вчера мне недодали?
– Ты, брат зятюшка, что-то на ссору лезешь! Я к тебе всей душой, а ты как супротив медведя… – покачал головой тесть.
– Медведи, папашенька, таких поступков…
– Николя… же ву при, лессе… – пробормотала молодая супруга.
– Только из-за французского языка оставлю я, Настенька. Извольте… – проговорил супруг. – На сегодня, папашенька, довольно…
Тесть и зять выпили по бокалу и поцеловались. Стали подходить чады и домочадцы. Началось опять чмоканье. Лезла прислуга с поздравлением. Она входила в гостиную и кланялась. Молодой супруг вытащил из брючного кармана пачку кредитных билетов и оделял прислугу по трехрублевой бумажке.
– В нас вон этого сквалыжничества нет, чтобы ужилить. Где какое положение существует, мы от правилов не отступаем, – хвастался он, раздавая деньги. – А вы, папашенька, и для родной-то дочери правилами пренебрегли. Недодать-то вы приданый чистоган недодали, да и то, что дали-то, и то городскими кредитными облигациями по номинальной цене всучили.
– Нет, ты, я вижу, совсем на ссору лезешь!
– Николя… же ву при, ассаже назад… – уже сквозь слезы говорила супруга.