Цветущие вселенные - стр. 7
– Ты… совсем молоденькая, – прошептал Илья, наблюдая, как по её шее пробегает дрожь. Его голос звучал как шорох листьев под лапой хищника. – И у тебя нет пары.
Она замерла, будто олень на лесной тропе, почуявший волка. Но в её глазах уже не было страха – только странное, почти гипнотическое понимание. Они узнали друг друга. Не как люди – как звери одного вида.
Мадам Данишевская резко хлопнула кувшином по столу. Вода расплескалась, оставив тёмные пятна на скатерти.
– Вон!
Её голос прозвучал как выстрел. Но девушка уже не слышала. Она смотрела только на него – того, кто пах снегом и свободой, кто был похожим на нее.
Вспышка магния ослепительно ярким светом заполнила комнату, на мгновение застыв в воздухе, как молния в бутылке. Тени отбрасывались резко, почти гротескно – полуобнажённая мадам с искажённым яростью лицом, Илья, чья ухмылка в этом свете казалась дьявольской, и Руна, прижавшаяся к стене, её альбиносная кожа на снимке должна была выйти призрачно белой, почти нереальной.
Запах горелого магния смешался с духами и потом. Князь (муж мадам) хохотал, держась за живот – его бакенбарды тряслись, а перстни с гербами сверкали в свете утреннего солнца.
– Ещё один! Мадам, покажите правду! – он махнул рукой, и двое слуг в ливреях рванули вперёд, чтобы удержать Илью, но тот лишь размахнулся – и первый полетел в ширму, обтянутую шёлком с эротическими сценами. Фарфоровая статуэтка Амура разбилась вдребезги.
– Еще, еще один! Мадам, покажите правду.
Комната взорвалась хаосом. Княгиня Данишевская, забыв все приличия, вцепилась в рукав фотографа, её дорогие кружева рвались с треском, как паутина под сапогом. Пластина с негативом выскользнула из аппарата и полетела вниз – но Илья, с проворностью настоящего хищника, перехватил её в воздухе, едва не сломав при этом руку какому-то усачу в вицмундире.
Руна прижалась к обоям с позолотой, её широкие глаза отражали весь этот безумный балет: князь, хохотавший до слёз; мадам, рвущую на себе жемчужные нити; слуг, спотыкающихся о разбитый фарфор. В воздухе висела смесь запахов – пудры, пота, горелого магния и чего-то дикого, звериного, что шло от Ильи.
– Забери снимок! Илья! – визжала мадам, не жалея дорогостоящих французских кружев и каштановых кудрей.
Каким-то образом пластина отлетела к ногам девчонки. Она наклонилась, подобрать, и в этот момент на нее бросился великий князь. Руки мужчины оказались на шее, и та понимая, что ее душат, извернулась. Она сначала надавила ему на глаза, а когда смогла освободиться, повалив его на спину, вцепилась князю в шею, не осознавая, что творит.
Оглушительный визг мадам и вода из кувшина привели Руну в чувства. Почему-то она оказалась в руках Ильи, успевшего оттащить ее в сторону.
Комната замерла в ледяном ужасе. Руна, вся дрожа, разжала пальцы – под ними кровь, на шее князя, уже проступали сине-багровые отпечатки её хватки. Его лицо, ещё секунду назад пунцовое от смеха, теперь было цвета мокрого пепла. Глаза выкатились, рот открылся в немом крике, и тонкая струйка слюны вытекла на дорогой персидский ковёр. Мадам Данишевская издала звук, похожий на лопнувшую струну – не визг, а что-то худшее, предсмертное.
Илья стоял неподвижно, как каменный идол, но его глаза сузились до щелочек. В них не было ни ужаса, ни радости, только холодная ясность опыта, оценивающего новую расстановку сил. Его пальцы непроизвольно сжали Руну за плечи, оставляя синяки, которые проступят завтра. Кровь князя неторопливо заполняла узоры персидского ковра, превращая голубые лотосы в фиолетовые