Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная - стр. 40
Так и рос Иоганн (Иван) Шмидт (Ковалев) в русско-немецкой семье, с детства слыша в семье оба языка и узнавая от отца о жизни в далекой и непонятной России. Когда к власти пришли нацисты, отцу это не понравилось, ничего хорошего он от них не ждал, но держал это мнение при себе, не делясь с соседями-бауэрами, разве что жене и детям предрекал несчастья, ждущие в скором времени Германию. Потом Иоганна обидели. Когда в десять лет он вместе с товарищами-одногодками подал заявление на вступление в гитлерюгенд (что отец ему делать заранее не советовал), то с горечью узнал, что он не полноценный ариец и вход в почетную молодежную организацию, куда приняли почти всех его дружков, ему заказан. Полноценный – не полноценный, но школу он все-таки закончил, отец неожиданно умер и он, как старший сын, волей-неволей взвалил на себя заботу о довольно крепком налаженном им хозяйстве. Когда пришло время, его, несмотря на отца-унтерменша, призвали в вермахт.
Уже больше года он в армии, и вот сегодня утром – его первый реальный бой. Вовремя удачной для доблестного германского оружия утренней атаки Иоганн издали увидел русских, испытывая к ним довольно противоречивые чувства. Сам-то он по ним не стрелял – был третьим номером в пулеметном расчете и только переносил за товарищами коробки с лентами и патронами и запасные стволы.
– Не стреляйте, – попросил Иоганн подозрительных немцев, с легким акцентом выговаривая русские слова; осторожно, чтобы не разлить, поставил на землю полные закрытые крышками котелки и поднял руки. – Пожалуйста.
– Откуда русский знаешь? – спросил его черноусый «немец» с каким-то татарским разрезом глаз (не арийским, так точно) и на взмахе задержал штык, которым готовился заколоть очередного фашиста.
– У меня папа русский, – мгновенно побледнел, поняв его движение, Иоганн и захлебываясь словами, быстро рассказал о покойном отце, добавив, что ни он, ни отец никогда нацистов не поддерживали и вообще в русских он не стрелял. И в румын тоже. И вообще его дело – только патроны носить.
– Погодь его резать, Чумаченко, – подошел старшина, – давай поговорим с хлопчиком. Может, он нам живым больше сгодится. Ты, парень, жить хочешь?
– Да, – сглотнув ком в горле, кивнул Иоганн. – Конечно.
– Нам поможешь?
– Да.
– Для начала расскажи, что тут у вас происходит. Пальба, я слышу, усилилась. Пушки грохают, снаряды рвутся… Только правду говори. А то…
– Я правду скажу. Там (парнишка махнул рукой на юг) русские танки наступают. Много. С ними румынская конница. Они прорвались на запад. Вокруг деревни бой идет.
– Танк! – вмешался в разговор, несмотря на забинтованное лицо Якобеску, вспомнив, как называли свои грозные машины русские. – Русиште танк! – замахал он в ту сторону, где наступала танковая бригада и добавил:
– Кавалерия ромунеска.
– Русские танки и румынская кавалерия? – переспросил понятливый старшина и сержант кивнул. – Так чего ж ты, друг, раньше нам не сказал? (Румын, не понимая фразы, пожал плечами).
– А там кто палит? – показал пальцем старшина вглубь деревни, снова обращаясь к немцу.
– А там тоже русские. Пехота круговую оборону заняла. И в самой деревне и перед ней, где позиции были. Еще утром. С пушками и минометами. Наши, то есть, германские войска их окружили, но прорваться так и не смогли.