Чужая жена - стр. 14
На кладбище я не ходила. Одна мысль о том, что там внизу под двумя метрами земли лежала моя малышка меня выворачивала, хоть волком вой и землю эту кладбищенскую руками разрывай. Но тогда без вариантов, сразу в психушку.
И водку я не пила. Как-то оно…не солидно. К чему пить водку, когда столько в мире хороших напитков, а у моего мужа столько денег?
Но в этот день я нарушила два правила разом. Я ехала на кладбище, в сумке моей была поллитровка водки и бутылка колы. Запивать. Закуски предусмотрено не было, хотя где-то там же, внизу под кучей ненужного мне хлама валялась шоколадка. Ее я и съем. Из машины вышла, посмотрела на небо — хмурится. Может даже разразится дождем. Бабское лето неохотно уступало свои позиции октябрю, а одета я была легко. На заднем сиденье скомканный плед, его я и прихватила с собой, накинув плечи.
Раньше, до того, как земля забрала у меня Сашку, я любила кладбища. В них есть какая-то особая упорядоченность. Строгость линий, множество печальных глаз, смотрящих с надгробий, чужие судьбы в парах строк, печаль, при виде заросших травой холмиков. Я шла по аллее и пыталась проникнуться, вернуть свои прежние ощущения, но не смогла. Сашку я почти не навещала, но ноги помнили, привели.
Лавочки считались пережитком, но тот, кто все организовывал, папа наверное, лавочку предусмотрел, и я была благодарна за нее. Села. Посмотрела на лаконичное, красивое надгробие. Фотографию тоже не я выбирала. Но фото было замечательным, Сашка на нем смеялась. Всем назло. Боли, которая привела её сюда, серому дню, грусти разлитой вокруг.
— Привет, — сказала я. И стало вдруг как-то…неловко. Неправильно. Как говорить со своим погибшим ребенком? Я не знала. Не хотела знать. — Глупая у тебя мать. Бестолковая…
Могила моей дочери ухожена. У надгробия вянут цветы, их я убираю, выброшу на обратном пути. Опускаю свой букет. Ромашки белые, крупные, много ромашек. Сашке нравилось.
— Ты меня прости. За то, что родила, что не смогла удержать. И вообще, я знаю, что тебя нет здесь. Тебя просто больше нет. Но мне нужно…
Я всхлипнула. Не стоило приходить. Достала из сумки колу и бутылку водки. Открутила зубами пробку — тугая. Сделала глоток, закашлялась. Но кто-то, наверное мудрый, придумал, что на кладбищах нужно пить водку, кто я такая, чтобы спорить? Второй глоток дался легче, за ним и третий. Я не говорила, хотя во мне был миллион слов. Начал накрапывать дождь. Какая-то женщина торопливо прошла по аллее к выходу. Посмотрела на надгробие со смеющейся Чашкой, потом на меня, сочувственно. Я отвернулась. Мне не нужна была чужая зависть.
— Я так не могу больше, — сказала я наконец. — Не могу. Это не убивает меня, я просто разучилась жить, перестала быть. С этим нужно что-то делать. Я не хочу, но нужно. И он…приехал. Пусть это будет толчком, да? Я приняла решение. Может, неправильное, когда мне в голову приходило что-то правильное. Но нужно что-то делать, нужно…
Дождь полил сильнее. Плечи под пледом намокли. Водка пилась медленно, с трудом, но я была упорна. Если я завтра сделаю то, что планирую, эта бутылка будет последней. Если у меня получится. Так много если. Когда была выпита четверть, я сделала запланированный звонок. Разговор продлился три минуты и после него к горлу подкатила тошнота. Не от алкоголя, от волнения.