Чужая - стр. 32
Я вас любил, любовь ещё, быть может... и так далее.
Я расслабляюсь и рассказываю, рассказываю. Игорь Олегович иногда задаёт мне вопросы, часто соглашается с «моим» мнением, слушает внимательно и как будто с интересом. Так и проходит время.
— Что ж, хорошо, — говорит мужчина, когда я, кажется, рассказываю всё, что могла. — Закончим на сегодня. Был очень рад пообщаться с тобой, Эльвира.
— Всё?
— Да, можешь идти.
Я задерживаюсь в коридоре на пару минут, чтобы проанализировать разговор с директором и понять, не накосячила ли с ответами. Кажется, всё прошло нормально. Растерялась, конечно, вначале, но затем взяла себя в руки. Короче, можно выдыхать.
Я улыбаюсь самой себе и направляюсь к лестнице. Интересно, а со Стасом тоже уже закончили или нет?
Заворачиваю за угол и снова цепляюсь взглядом за пианино, которое видно в открытую дверь кабинета. Только на этот раз на нём кто-то играет. Очень неплохо, кстати. Мелодия экспрессивная и завораживающая. Всегда поражалась людям, которые умеют что-то подобное.
Подхожу ближе, чтобы посмотреть на музыканта, да так и открываю рот...
Громов.
Никита Громов — пианист. Музыкант. Талантливый и увлечённый.
С ума сойти!
Я как заворожённая наблюдаю за его пальцами, порхающими по клавишам; за напряжёнными, сильными руками; за играющими на спине мышцами.
Невероятно.
Он — невероятный.
А я... Я перестаю понимать что-либо...
Впрочем, сейчас мне это и не нужно. Сейчас я просто хочу наслаждаться музыкой и тем, что вижу. Потому что... это цепляет. Очень сильно. Так, что нереально отвести глаз. Так, что внутри меня что-то неуловимо меняется.
А следом меняется и мелодия...
По телу прокатывается тревожная волна узнавания.
«In The End»... Linkin Park... Её невозможно не узнать!
Боже, потрясающая песня, и слышать её на пианино... Полный восторг. Как взлететь к звёздам, не меньше.
Что этот парень со мной творит?..
Ближе к куплету мне невыносимо сильно хочется слов, я даже открываю рот, чтобы пропеть их безмолвно, но тут начинает петь сам Громов... Честно? Я едва не съезжаю по стене вниз от нахлынувшего изумления и чувств, что рождает во мне его голос.
— Да ты издеваешься, — выдыхаю я едва слышно.
Но у кого-то слишком чуткий слух. Музыкант же...
Громов резко замолкает, обрывая и мелодию и, нахмурившись, смотрит себе за плечо.
— Дверь была открыта! — спишу я оправдаться. — Прости, что помешала. Я не назло.
— Что-то новенькое, — отвернувшись, глухо бросает он и закрывает крышку пианино.
— Нет-нет! — быстро прохожу я к инструменту и открываю крышку. — Продолжай играть. Я уйду.
— Спасибо, — хмыкнув, снова опускает он крышку. — Наигрался.
Никита поднимается с места и разворачивается к выходу. На лице при этом маска полного равнодушия. Но в красивых глазах промелькнуло подобие огня. Наверное, я последняя из тех, кем он предпочёл бы быть застигнутым врасплох.
— Ник...
Я не представляю, что хочу сказать... Не представляю, что со мной происходит... Но оставлять между нами всё как есть не хочется. Вот как, прикажете, мне на него злиться после того, что я сейчас увидела и испытала?
Внутренние изменения требуют и внешних.
Никита останавливается и медленно разворачивается обратно. Поднимает брови и ждёт. Я закусываю нижнюю губу, делаю шаг ближе к нему, но смотрю при этом куда угодно, только не в его глаза.