Размер шрифта
-
+

Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16 - стр. 31

– Послушайте, – возбужденно заговорил Баснер. – Я всю ночь не спал. Думал. Как все это могло произойти. Мы говорили о фальсификации прошлого, просто говорили, и все. И вот… Я не понимаю: зачем? Почему Ада так поступила со мной?

– Простите, – прервал Купревич поток слов, понимая, что, если Баснера не остановить, он будет повторять одно и то же, как зацикленная компьютерная программа. С каждым повторением станет все больше нервничать, и закончится это срывом, рыданиями или чем-нибудь еще более неприятным и бесполезным.

– Простите, – повторил он, когда Баснер споткнулся на слове, – ваш паспорт с собой? Можно посмотреть? В самолете мне это не пришло в голову.

Баснер молча достал портмоне, раскрыл, долго в нем что-то рассматривал, хотя Купревич видел: паспорт лежал на самом виду. Наконец Баснер вытащил документ и протянул Купревичу.

Третья страница. «Married. Ada Basner-Teplitskaya».

Свою фамилию Ада оставила, присоединила к фамилии мужа.

– А ваш паспорт?

Купревич показал. Баснер долго изучал страницы, даже ощупал, будто хотел вырвать лист. Купревич выхватил документ из дрожавших пальцев и прижал к груди обеими руками.

– Зачем? Это глупо. Чего вы хотите добиться? Наследства у Ады нет. Никакого. Артистка.

Показалось Купревичу, или Баснер действительно произнес это слово с оттенком осуждения?

– Мы ведь интеллигентные люди…

Ну да. Неприкрытая просьба не бить морду. Неужели это желание написано у Купревича на лице?

– После свадьбы мы поехали в путешествие, – вспомнил Купревич. – Сергиев Посад, Кострома, Муром…

Баснер замотал головой.

– Нет! Киев. Минск, там у меня двоюродный брат.

– А в детстве Ада лежала в Седьмой детской больнице, когда у нее была корь…

– Да, палата выходила во двор-колодец, вызывавший у детей депрессию…

– Вы все еще не поняли? – спросил Купревич.

Баснер смотрел в потолок.

– Вы первый начали разговор о фальсификации истории.

Баснер дернулся.

– Именно! Все это, все, что вы говорите, – фальшивка! Я спрашиваю: зачем? Почему совпадает детство, а потом – все разное?

Купревич ответил не сразу. Подождал, пока у Баснера пройдет истерическая вспышка. Тот упорно отводил от Купревича взгляд. Возможно, он бы и спиной повернулся, но кресло было тяжелым, а сил не осталось.

– Я все время думаю, – заговорил Купревич медленно и внятно, тщательно выверяя каждое слово. Он хотел, чтобы до Баснера, наконец, дошло. – Я все время думаю о том, почему это произошло именно с нами, почему именно сейчас, почему мы оказались в одном самолете, рядом, почему одни. Почему одинаково помним, какой Ада была в детстве – до знакомства с… со мной… и с вами… и видимо, с этим… Шаулем. Почему с этого момента наши воспоминания расходятся. Почему о смерти Ады мы узнали одновременно. И почему, наконец, Ада умерла? У нее в детстве были проблемы с сердцем, но потом она чувствовала себя прекрасно. Я говорил с ней за сутки до… Вы тоже. И вдруг.

– Инфаркт, – пробормотал Баснер, заворожено глядя в потолок, будто все, что говорил Купревич, отражалось на белом экране. Фильм памяти, озвученный безумным ведущим. – Если бы врачи подозревали что-то криминальное…

– Конечно, – согласился Купревич. – Назначили бы вскрытие.

Он произнес это слово так быстро, как мог. Сглотнув, продолжил:

– Врач связался бы с полицией. Ничего этого не было.

Страница 31