Что будет, то и будет. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 6 - стр. 54

– А во вторник вы с Гольдфарбом встречались?

– Я уже говорил – нет.

– Какого размера обувь вы носите?

– Сорок третьего. Но, насколько мне известно, никто не бил Гольдфарба ногами.

– Не нужно острить. Вас ни в чем не обвиняют, я провожу дознание и хочу знать некоторые факты.

– В десять у меня встреча с поставщиком из Франции, а на двенадцать я приглашен на совещание в «Таасия авирит», у них для нас крупный заказ. У меня нет времени, понимаете?

– Это я понимаю. Не понимаю другого: почему вы не хотите сказать, где были во вторник? Если у вас алиби, я извинюсь, и все будет в порядке.

– Почему у меня должно быть алиби? Я не обязан докладывать полиции о своих личных делах»…

***

Возмущенную речь Кантора прервал телефонный звонок.

– Хорошо, – сказал комиссар, выслушав чей-то доклад. – Официальное заключение – на мой мейл.

Положив трубку, он помолчал, внимательно разглядывая заусеницу на собственном пальце.

– Инспектор Соломон оформит ваши показания, – сказал он наконец, – и вы их подпишете. Потом можете быть свободны.

– Шалом, – буркнул Кантор и бросился к двери, будто спасаясь от пожара.

– Следующий номер нашей программы – господин Абрамович? – бодро сказал я.

Бутлер смотрел куда-то сквозь меня – я оценил глубину проникновения этого взгляда сантиметров в десять. Скорее всего, Роман видел мою печень, и она ему не нравилась.

– Я так и думал, что это была женщина, – изрек он наконец.

Вообще говоря, я действительно знал женщину, сидевшую у меня в печенках, но вряд ли Роман был настолько проницателен, чтобы догадаться.

– Любовница? – спросил я.

– Видимо… Соломон утверждает, что Кантор поехал в Ашдод после совещания, проходившего в директорате «Макса», и оставался у своей… э-э… знакомой весь вечер. Вернулся домой около полуночи, жене сказал, что ездил в Иерусалим на встречу. В общем, обычные мужские забавы. Скрывать ему нечего, или он думает, что я побегу докладывать его жене, с кем он проводит время?

– Он мог нанять убийцу, – подсказал я. – Тогда алиби у него может быть железным.

– А что до Абрамовича, – продолжал Роман, – то с ним я буду говорить, когда ревизоры дадут заключение. Его вообще не было в Израиле, когда убили Гольдфарба. Он вчера утром прилетел из Парижа.

– Самые надежные алиби, – назидательно сказал я, – рассыпались, бывало, от малейшего прикосновения.

– Да, конечно… Если ты не будешь меня перебивать, то узнаешь еще кое-что.

Я промолчал, и Роман, ожидавший хоть какой-то реакции на свои слова, посмотрел на меня с подозрением.

– Так вот, Павел, метрах в ста от виллы Гольдфарба живет Амитай Шилон.

– Депутат Кнессета?

– Он самый. Вчера он был жутко, по его словам, занят – обсуждали очередной вотум недоверия. Поговорили всласть, вотум, как ты знаешь, провалили, но Шилон лишь сейчас узнал о гибели соседа. Сразу позвонил в полицию и рассказал, что видел в вечер убийства.

– Он что-то видел?

– Да, Шилон утверждает, что примерно в восемь к вилле Гольдфарба подъезжала серебристая «хонда». Обычная, не аэро. Сколько времени простояла перед входом, он не знает, но говорит, что через час машины уже не было. Ему даже показалось, что он узнал водителя. Не утверждает наверняка, но это мог быть Гай, племянник Гольдфарба.

– Так проверьте, – нетерпеливо сказал я.

– Уже. У Гая «хонда» серебристого цвета. Соломон утверждает, что и размер обуви соответствует следу, обнаруженному у виллы Гольдфарба.