Чрево Парижа. Радость жизни - стр. 81
Она говорила это, замечая, к чему клонится дело, и рассыпалась в восторженных похвалах господину Лебигру. Тот действительно приударял за красавицей Нормандкой. Содержатель погребка чутьем угадывал богатое приданое и находил, что молодая женщина будет великолепна за стойкой. И тетка Мегюден без устали превозносила его: этот, по крайней мере, не сухарь и силен, должно быть, как турок. Она доходила до того, что восхищалась даже жирными икрами Лебигра. Однако дочь только пожимала плечами, колко замечая:
– Наплевать мне на его икры. Ишь, невидаль какая!.. Я делаю что хочу.
А если мать не унималась и высказывала напрямик свои соображения, дочь кричала с досадой:
– Да что вы ко мне пристали! Чего вы суетесь, когда вас не спрашивают! И притом это неправда; а если бы и так, то ведь я не стану просить у вас позволения. Отвяжитесь лучше!
Она уходила к себе в комнату, громко хлопнув дверью. Луиза забрала в доме власть и злоупотребляла этим. Заслышав подозрительный шорох, старуха вставала ночью босиком и подслушивала под дверью, не пришел ли к ее дочери Флоран.
Но Флоран нажил себе в доме Мегюденов еще большего врага. Клер часто, не говоря ни слова, вставала, брала свечу и шла в свою спальню по ту сторону площадки. Было слышно, как она, с затаенной злобой, запиралась, повернув два раза ключ. Однажды вечером, когда Нормандка пригласила учителя обедать, Клер состряпала себе кушанье на площадке лестницы и поела у себя в спальне. Часто она запиралась в своей светелке и не показывалась целую неделю. Она по-прежнему была мягкой, но упрямой в своих причудах и кидала на людей из-под руна своих бледно-рыжих кудрей взгляды недоверчивого зверька. Старуха Мегюден думала отвести с ней душу, но, заикнувшись о Флоране, довела дочь до бешенства. Тогда, окончательно отчаявшись, старая торговка стала кричать во всеуслышание, что ушла бы от дочерей, если бы не боялась, что без нее они загрызут друг друга.
Проходя как-то вечером мимо растворенной настежь двери Клер, Флоран увидел, что девушка, вся покраснев, пристально смотрит на него.
Враждебное отношение Клер огорчало его. Только крайняя робость в обращении с женщинами мешала Флорану объясниться с нею. В тот вечер он наверное завернул бы в комнату Клер, если бы не увидел на площадке верхнего этажа бледного лица мадемуазель Саже, перегнувшейся через перила. Флоран прошел мимо и не успел спуститься с десятка ступенек, как дверь младшей Мегюден захлопнулась с такой силой, что задрожали стены. Из этого мадемуазель Саже вывела заключение, что кузен госпожи Кеню живет с обеими сестрами.
А Флоран даже и не помышлял об этих красавицах. Он относился к женщинам как мужчина, не пользующийся у них ни малейшим успехом. К тому же отвлеченные мечтания поглощали его целиком, не оставляя места физической страсти. К Нормандке он стал постепенно питать искреннюю дружбу. У нее было доброе сердце, когда она не набивала себе голову глупостями. Но дальше этого Флоран не шел. Вечером у лампы, когда Луиза чересчур близко придвигала свой стул, как будто желая получше разглядеть страницу чистописания Мюша, Флорану была даже неприятна близость ее полного теплого тела. Луиза казалась ему громадной, слишком тяжеловесной, она почти внушала ему страх своей грудью великанши; Флоран отстранял свои острые локти и худые плечи в смутном страхе завязнуть в этих телесах. Его кости тощего человека ныли от соприкосновения с жирными бюстами. Он опускал голову и сжимался еще больше, чувствуя неловкость от крепкого запаха, исходившего от Луизы. Когда кофточка на ней слегка распахивалась, Флорану мерещилось, будто из промежутка между двумя белоснежными волнами поднимается и веет ему в лицо пар могучей жизни, дыханье здоровья, еще не остывшее и чуточку отзывавшее смрадом рынка в палящие июльские вечера. Этот упорный острый запах, пропитавший тонкую шелковистую кожу, жирный выпот морской рыбы, распространявшийся от этих пышных грудей, от этих царственных рук, от гибкого стана, примешивался к запаху женского тела. Не было такого ароматического масла, которое не испробовала бы Луиза. Она всегда тщательно мылась и обливалась водой; но едва только свежесть после купанья проходила, кровь опять разносила по всему ее телу до кончиков пальцев приторный запах лососины, мускусный, как у фиалок, аромат корюшки, едкий запах селедок и скатов. При каждом колыхании ее юбок от них сильнее выделялись приторные испарения; она двигалась, овеянная дыханием тинистых водорослей. Своей крупной фигурой богини, чистой и матовой белизной кожи Нормандка была похожа на античную мраморную статую, попавшую на морское дно и случайно возвращенную на берег неводом рыбака. Флоран страдал; Луиза не внушала ему никаких желаний, потому что его чувствам претили запахи рыбного ряда в дневную жару; красота дебелой Нормандки раздражала его; эта женщина была пропитана чем-то слишком соленым, слишком горьким и в то же время затхлым.