Четыре жезла Паолы - стр. 36
Счастье еще, подумала Паола, что над очагом вытяжка устроена, да хитро, не иначе, гномьи навороты. Это «от спины» навряд ли приятно пахнет.
Захныкал ребенок. Паола вздрогнула: так их здесь, в этой халупке, не двое, а трое? То-то пускать не хотели. Ну да, вон она, люлька, в углу за очагом.
Девчонка спустила кофту с плеча, достала малыша и ловко пристроила к груди. Гости ее не смущали. Ребенок чмокал, посапывал, елозил сжатым кулачком по белой коже, а Паола с трудом удерживалась от вопроса: тебе самой-то лет сколько?! Бабка, видно, поняла, буркнула, пожевав губами:
– Высокие господа не спрашивают, хотят ли смердки позабавиться.
Паолу бросило в жар. Конечно, крылатую деву никто тронуть не посмеет, но… не всегда она была крылатой, не всегда жила в спокойной тишине гильдейской школы. У нее была мать, с которой когда-то так же «позабавились». И не было отца.
Но, вздумай она сейчас сказать этим женщинам, что понимает, они не поверят. Им не объяснить.
Им не нужны ее объяснения, ее сочувствие. Сейчас она – тоже из «высоких господ», и кому какое дело, по праву рождения или по дару Всевышнего.
Паола подобралась ближе к огню, окунула ладони в теплый воздух. Сказала тихо, заметив косой бабкин взгляд:
– Холодно у вас тут.
– Пусть холодно, зато тихо, – ответила вместо бабки девчонка. – Чужие не заглядывают.
– Вроде нас? – хмыкнул Гидеон.
– И вроде вас тоже. И другие… всякие.
– Так уж и никто?
– Чужих – никто. – Девчонка встала, уложила наевшегося малыша в люльку. Усмехнулась. – А кто мне свой, того тебе, господин рыцарь, знать не надобно.
– Тебя звать-то как?
– Не важно.
Малыш захныкал. Бабка зыркнула на ученицу, буркнула:
– Разболталась, девка. Укачивай теперь.
Люлька мерно заскрипела, покачиваясь. Внезапная тоска охватила Паолу, резанула по сердцу.
– Ой-баю-баю, тебе песенку пою, спи, малыш, усни, в темну ночку не смотри…
Молодая мать, по-детски миловидная, наверняка младше самой Паолы года на два, на три, тихонько раскачивалась вместе с люлькой. Мурлыкала под нос:
– Ой, да темна ночь, зло да страх, бегите прочь, ой-баю-баю, тебе песенку пою…
Малыш сопел все ровнее, может, и спал уже, но девчонка пела и пела, и почему-то от ее колыбельной отступала тоска:
– Ой, да темна ночь, да бела в ночи метель, спи, малыш, усни, беды снегом занеси… Снегом унесет, да метелью заметет, ой-баю-баю, да метель тебе споет…
Гидеон поежился вдруг. Сказал тихо:
– Близко вы от горных. Не тревожат?
– А чего им нас тревожить? – откликнулась старуха-травница. – Мир у нас с ними, хвала Вотану.
– Чужим богам молитесь? – Взгляд Гидеона похолодел, резанул так – даже Паола испугалась. А бабка лишь плечами повела безразлично. Ответила:
– Всевышний высоко, столица далеко, а снежные земли рядом. А там – Вотан главный, его власть. Ты, господин рыцарь, не понимаешь.
– Не понимаю, – согласился Гидеон. – Одно знаю, Небесный Отец отступников не любит.
– Церковь их не любит, – равнодушно возразила бабка. – Вот такие, как ты, не любят. А Всевышнему все равно. У богов там, наверху, свои счеты, и Вотан ему не враг.
– Много болтаешь, – рыцарь поморщился, – доболтаешься.
– А и доболтаюсь, не твоя печаль.
– Ой, споет метель, как в ночи темным-темно, – навевала сон девчонка над люлькой.
Бабка выдернула из углей горшок с их едой, переставила на криво сколоченный стол: