Четыре унции кофе - стр. 20

Я достал сигарету. Потревоженная светом фар, на вершине книжного кургана показалась одинокая мышь. Втянула вечерний воздух и пропала. Этой «библиотеке» не хватало хотя бы одной закладки. Я взял ближайший том, вытащил из внутреннего кармана конверт с чеком Кэмпбелла и, воткнув между страниц, оставил книгу на видном месте.

Мне вспомнился лысый череп, злые глаза, вперившиеся в меня поверх очков. Я выпустил струю дыма ему в лицо, мысленно добавив: f*ck you.

В ближайший уик-энд мы, как обычно, отправились загород.

Она сидела рядом со мной, взбалмошная, в цветастом платье и платке, который гармонировал с ее солнечными очками, но все же более подходил для прогулок в кабриолете. Маскировка, подумалось мне. Она рассказывала, как выручала утром соседского кота, застрявшего в заборе на заднем дворе. Жестикулировала и смеялась. Мы почти проехали всю Вебстер стрит. Но перед 16 улицей я вдруг перестроился и погнал назад. Хлоя, непонимая, смолкла.

– Что-то случилось? – спросила она. – Мы что-то забыли?

Я взглянул на нее с улыбкой, которая больше напоминала издевку. И ничего не ответил. По Buzz FM передавали «Walking on Broken Glass» Энни Ленокс, вещь, которую она любила. Я сделал погромче. Потом ей позвонил кто-то из подруг и очень меня выручил минут на пять, избавив от объяснений. Она опомнилась, только когда я припарковал машину на Роквелл авеню.

– Приехали, сказал я.

Она вышла и огляделась по сторонам.

– Я, кажется, была в этом доме, – неуверенно произнесла она.

– Правда?

Я изобразил удивление:

– Ну, пошли.

И я взял ее за руку и повел мимо студии Филис на второй этаж, так же, как несколько месяцев назад она вела меня в библиотеку дома, который купил ей Генри Кэмпбелл.

Едва мы вошли, я поволок ее в спальню. По дороге, взвигнув, она едва не сломала каблук. Я даже не дал ей раздеться. Толкнул на кровать. Задрав платье, я стянул с нее трусики, приспустил свои джинсы и первый раз засандалил без всякий прелюдий. Она лежала на животе, впившись розовыми ногтями в мою постель. Я наяривал, придавив ее сзади. Она стонала. Я ускорился. Под напористым действием моих толчков матрас стал наползать вперед, и ее голова начала стучать о спинку кровати. Мне было плевать. Ей тоже. В последний момент я едва не опоздал, но все уже успел выйти и забрызгал ей вырез на спине до самых волос.

– Что это было? – промурлыкала она.

Единственная туфля, наконец соскользнула с ее ступни на ковролин. Я потянулся к тумбе и надергал пару клинексов из коробки, стоявшей у изголовья. Наконец, смахнув рукавом блейзера пот со лба, я ответил:

– Гайдн, сюита ля бемоль, часть первая.

Так и не повернувшись, она спросила:

– А сколько всего там частей?

– Три, – сказал я. – А может, четыре. Не помню. Поживем – увидим.

Нужно было вернуться к машине за продуктами. Я натянул джинсы и оставил ее в спальне одну. К счастью, по дороге никто из соседей мне не попался, вид у меня был ошалелый, как после дури. Отголоски студенческой поры.

Пару часов назад мы собирались на пикник в мотеле. Согласен, корявое выражение. Хотя, по сути, все то же самое, только внутри, а не снаружи. Как еще это назовешь? Мотник? Или пиктель? Два стандартных пакета из «Хай-Ви» уже никак не похожи на виноградные корзины, в которых томились фрукты и ветчина на опушке Булонского леса. Пусть их. Меньше романтики, но голод и молодость те же.