Четыре унции кофе - стр. 19
Место оказалось отдаленным и достаточно глухим. Сначала я долго плыл по околице, дома попадались все реже, потом справа показался заброшенный кирпичный завод. Древний мост, перекинутый над бывшим карьером, ржавел всеми цветами радуги. Начало смеркаться. Когда мои фары уперлись в цинковый щит «Американ Сторидж», была четверть шестого. Дорогу между ангарами (я насчитал восемь штук) посыпали крупным гравием.
Бокс, ключ от которого лежал на сидении рядом со мной, располагался в шестом. Перед тем, как остановиться у ворот, я круто вывернул руль влево, перегородив проезд. Иных машин поблизости не наблюдалось, и в узком коридоре между ангаром и каймой поля это была единственная возможность осветить то, что ожидало меня внутри в наступающих сумерках.
Я вышел из машины, не выключая фар. Перед железной гармошкой на секунду задумался. Стоит ли открывать? Там, по ту сторону жалюзи, могло быть все, что угодно. Фунт героина с моим именем на бумажном пакете, перехваченном клейкой лентой (как только я коснусь этого свертка, врубят свет, и с неба посыпятся агенты АНБ). А может, заспиртованные головы всех «придурков с анекдотами», как он их называл. В индивидуальных колбах на полу, прикрытые серой мешковиной от посторонних глаз. Или всего один, которого пытали, привязав к стулу посреди бокса, а потом перерезали горло кухонным ножом. Тем самым, который недавно куда-то запропастился вместе с моими отпечатками на рукояти. Причем тут же выясняется: бокс был снят на мое имя пару месяцев назад. От старшего Кэмпбелла можно было ожидать, чего угодно.
Осознавая, что могу подставиться, я все же решил идти до конца. Победило любопытство. Плевый замок (баксов 7—8 в любом «Уолмарте») немного заржавел. Я слегка помучился, пытаясь расшевелить его внутренности ритмичными поворотами влево-вправо. Когда он сдался, я подцепил нижнюю скобу гармошки и потащил ее вверх. К счастью, барабан наверху (мне приходилось видать эту древнюю штуку ранее) оказался в порядке. Получив импульс, дверь дальше пошла сама, сматываясь со скрипом. И через секунду я увидел бокс, засыпанный под завязку.
Это было настоящее кладбище. Кладбище книг, сваленных как попало, скопом. Я увидел стопки с одинаковым корешком в типографской перевязи. Их даже не распечатали. Я поднял одну и смахнул пыль. На добротной тканевой обложке была нарисована девочка на велосипеде с привязанным к рулю розовым воздушным шаром. «Волшебное лето», прочитал я вслух. Хлоя Кэмпбелл. С обложки соседней книги мне улыбалась такая же девочка, только все еще в пыли. И с другой, и с третьей, и с десятой. Стоило взглянуть на дату выпуска, на тираж, чтобы понять: здесь похоронено все или почти все.
Но насыпь не была однородной. Скорее, она состояла из двух могил. Подальше, в глубине бокса, ближе к стене, фары вырвали из тьмы цветное припорошенное пылью некогда глянцевое пятно. И еще пару таких во всевозможных ракурсах валялись вокруг. Я не стал лезть за ними. Было ясно, что там, подальше, выгрузили первую партию, старую, быть может, прошлогоднюю. А здесь, ближе к выходу, насыпь посвежее. Именно насыпь. Разгружая вручную, трудно сотворить подобный хаос. Видимо, сюда подогнали грузовик и высыпали тираж, опрокинув кузов. Потом грейдером задвинули его подальше, освободив место для следующего завоза.