Четыре месяца темноты - стр. 52
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
«Я, Кротов Илья.
Я подтверждаю, что набросился на Бориса Тугина первый.
Еще на географии он (урок назад) меня сильно цеплял, но еще больше спровоцировал меня Антон, который мне портит настроение с начала сентября непрерывно.
У меня было очень плохое настроение: Антон спрятал мой рюкзак, Максим отобрал мое яблоко, хотя отдал минуты через две.
И вот Борис Тугин мне помешал (я спокойно повторял английский язык). Он с помощью пианино крышкой скинул мой учебник.
Я разозлился и набросился на него (на Бориса).
Началась драка.
Буквально через полминуты нас разняли учительница истории и два старшеклассника. Я подобрал сброшенные во время драки очки. Пошел в сторону класса и увидел, что мой портфель лежит в мусорке.
Я, разозлившись, потянулся к портфелю. Заметив это, Антон Афанасьев поставил мне подножку. Я замахнулся ногой и, кажется, зацепил его.
Дальше прозвенел звонок, и мы уже спокойно пошли в класс.
Если ребята оставят меня в покое, я забуду о том, что драка была».
– Что у тебя с почерком? – спросил Кирилл. – Это почти невозможно прочитать.
– Я пытаюсь писать лучше, но… – Илья покраснел.
Кирилл оглядел учеников. У троих из присутствующих – враждебные напряженные лица.
У Кротова еще виднелись ссадины. Когда-то отец сказал Кириллу, что готовый ударить готов убить. «Это не мелкая стычка, – почувствовал Озеров. – Не просто драка мальчишек».
Как только он закончил читать, прозвенел звонок. Они поднялись.
– Я вас еще не отпустил. Звоните родителям. Встречаемся после уроков.
– После уроков я не могу, у меня бассейн, – заявил Афанасьев.
– А мне надо срочно домой и в художку! – Максим Урбанский остался стоять, да еще и лямку от рюкзака накинул на плечо.
– Рисование и плавание отменяются.
За дверьми начиналась настоящая гроза, все громче жужжал рой ос, что-то падало на землю, дверную ручку дергали так, что казалось – обвалятся стены.
Озеров открыл дверь и еле-еле сдержал натиск старшеклассников, готовых сбить и растоптать младших.
Пока они входили подобно железнодорожному составу, груженому битым стеклом, Илья подошел к учителю и, перекрикивая шум, обратился к нему:
– Простите, Кирилл Петрович, я не смог сдержаться.
– Я не знаю, кто бы смог на твоем месте, – осторожно проговорил Озеров.
– Вообще-то мне врач запретил драться, у меня плохое зрение…
«Они напали на него втроем, – понял вдруг Кирилл. – А он даже не собирается жаловаться на них».
– Приходи ко мне в случае чего, – Кирилл задумчиво почесал переносицу. – Не ябедничать, а затем, чтобы я мог помочь вам избежать новой драки. Я здесь для этого, понимаешь?
Илья кивнул.
– Кирилл Петрович?
– Да?
– Откуда вы узнали, как все было на самом деле?
– Ты единственный, кто описал все близко к рассказу учительницы. Это раз. Два – ты сидел отдельно от остальных, значит, либо ты цеплял каждого из них, либо трое других сговорились против тебя одного, что в жизни бывает гораздо чаще. И три – ни у кого, кроме тебя, на лице нет ссадин и синяков. Странно, если учесть, что тебя обвиняют в нападении.
– Нас выгонят из школы?
– И не мечтай.
Мальчик потоптался на месте.
– Можно дать вам один совет?
Озеров удивленно вскинул бровь.
– Только быстро, – сказал он, с тревогой слушая, как шум голосов старшеклассников превращается в раскаты грома. – А лучше давай выйдем наружу, сейчас не мой урок.