Чертовка против Мажора - стр. 4
– Я не поеду туда! – голос срывается на крик, а руки подрагивают. Первые признаки подступающей истерики.
Только не сейчас, пожалуйста!
– Это не вопрос и не предложение. Мы с твоей матерью устали от твоих выходок.
– Вы устали?! – все-таки взрываюсь, на глаза набегают слезы.
Как же хочется все бросить и сбежать. Мне семнадцать, я почти совершеннолетняя. Но оставить маму рядом с этим… кобелем?
Особенно сейчас, когда он говорит, что решил засунуть меня в какой-то концлагерь. Я мало что знаю об исправительных центрах, но разве туда не сажают подростков, влипших в криминальные истории?
Я-то тут причем? Подумаешь, исключили из третьей школы подряд. Да я и учиться там не собиралась. Это все равно что воспользоваться деньгами этого лицедея, признать его превосходство. Ведь школа, в которой я проучилась целую неделю, путь и находится в отдалении от города, является престижной, оттого и платной.
– Пожалела бы свою мать. Она устала воспитывать неблагодарного сорванца без царя в голове. Твои вещи уже готовы, машина ждёт возле ворот, – говорит Давлет без капли жалости. А после делает шаг вперёд, склоняется, я впервые вижу в его глазах эмоцию. Злую радость. – Всем будет лучше, если ты не будешь путаться под ногами.
– Я не хочу уезжать! Не хочу! Ты врешь! Все врешь!..
Это становится последней каплей. Меня прорывает. Я уже не контролирую свои действия, бросаюсь в сторону Давлета, но едва ли что успеваю сделать. Он заламывает мне руки за спину одним лёгким движением и снова тащит к выходу. Я пытаюсь вырваться, извиваясь дикой кошкой, кричу, захлебываясь в рыданиях, зову маму, но все тщетно — наши силы неравны. И дело не только в физическом преимуществе: мой голос в этом доме никогда ничего не значил.
– Нет, нет, нет… – твержу обескровленными губами, смотря через окно автомобиля, в который запихнул меня Давлет. Мне не выбраться, двери тут же заблокировал услужливый водитель, от которого меня отделяет перегородка. И все, что я могу — жалобно скулить, чувствуя, как мое сердце разрывается изнутри. Смотреть на то, как машина увозит меня от потрепанного, но чрезвычайно довольного собой Давлета и мамы, услужливо подоспевшей его обхаживать.
"Я им не нужна. Никому не нужна", – проносится разрушающее осознание в голове, перекрывающее собой все вразумительные мысли.
Лишь спустя полчаса дороги, что тянется куда-то далеко за город, вдоль лесной полосы, слезы высыхают, стягивая нежную кожу щек. Голова проясняется, я обращаюсь к водителю, который сохранял ледяное молчание на протяжении моей истерики, прося телефон. Но он не отвечает, даже не дёргается, будто и нет меня вовсе.
Это злит и отрезвляет одновременно. Руки сжимаются в кулаки, я делаю глубокий вдох и продолжительный выдох.
Как бы не было мне грустно от того, что больше не увижу своих друзей и родных, это абсолютно не значит, что мной можно так просто пренебречь.
К тому же, мне абсолютно точно не место среди отбросов. Именно поэтому я добьюсь своего исключения, доведу каждого преподавателя до состояния непереносимости своего имени.
Трепещи, Кингдом, Маргарита Градова уже близ...
Мысль сбивается, из-за того, что машину заносит на повороте. Мне приходится вцепиться в ручку, чтобы не упасть.
– Можно поаккуратнее? – требовательно вопрошаю, привычно не получая ответа.