Чертовидцы, или Кошмары Брянской области - стр. 37
– Надо бы удалить увлажненные очаги и наложить атравматическую повязку. Ты, дружок, определенно контактировал с мертвой плотью.
Гендальф разразился надсадным лаем. Он не верил своей удаче. Загадочное благоухание исходило от этих двоих. Аромат книжных ворсинок витал вокруг кареглазого, а второго окутывал духмяный запах выпечки. А еще от них тянуло волшебными «неломаками».
Собачьи боги собственной персоной!
Несмотря на тупую боль, стягивающую мышцы, Гендальф запрыгал, призывая следовать за ним.
Булат вернулся с водой в красной миске и поставил перед псом. Тот с благодарностью погрузил в нее морду. С шумом захлюпал. Вода приятно холодила язвы. О луже вспоминать не хотелось.
Булат взглянул на ошейник:
– К нам сам Гендальф пожаловал. Да еще и Слюнявый.
– Только слюни при таком заражении давно пересохли. – Лунослав сгреб со столика «неломаки» и ссыпал их рядом с миской.
Гендальф пару раз укусил горку земляничных печений, с трудом проглотил. Вкуснейшее, вкуснейшее блаженство! Затем кинулся в коридор и заглянул обратно. Гавкнул, пританцовывая от нетерпения на месте.
– Кажется, кто-то в беде. – Лунослав накинул ветровку цвета хаки. – Надо же, заявитель – собака. А Бессодержательный?
– А разве не сказал один мудрец: помог собаке – спас мир? – поинтересовался в ответ Булат.
– Боже, этот мудрец – ты?
– Чувак с упаковки собачьего корма. Погнали.
Они заблокировали двери бюро с помощью гибкого велосипедного замка, обвив им ручки, и выбежали за лабрадором на улицу. Гендальф уже поджидал возле уазика, безошибочно определив их собственность. Он вставал на задние лапы и просился внутрь. Булат с удивлением впустил собаку на заднее сиденье.
– Господи, да он умница! – заметил Лунослав, садясь за руль.
Булат, устроившись рядом с псом, приобнял его:
– Значит, так. Я показываю рукой, а ты лаешь, если нам туда. Справишься?
Гендальф отрывисто гавкнул, подтвердив, что эта задачка ему по силам. Он в нетерпении заелозил, не зная, как еще поторопить собачьих богов. Ведь его любимая хозяйка попала в беду! А вдруг она уже умерла? Тогда… тогда он больше ее не увидит, не уткнется холодным носом в складочку за коленом, не услышит ее веселый визг.
На глазах пса сверкающими озерцами застыли слёзы.
– Кто скажет, что собаки не умеют плакать, да будет проклят, – прошептал Булат.
Лунослав, следивший за ними через зеркало заднего вида, ощутил, как у него самого защипали глаза.
Уазик бюро с визгом дернулся с места.
Благодаря полупустым дорогам они без помех доехали до Нового Ивота за каких-то двадцать минут. И это даже несмотря на то, что им приходилось останавливаться на каждом втором перекрестке, чтобы Булат, будто регулировщик, широкими жестами показывал направление, а Гендальф гавкал.
Наконец они проскочили Лихоборские Бугры и выехали на пересечение с Ангарской. Лабрадор сразу заскулил и в беспокойстве царапнул обивку дверцы. Его тревожный взор приковывала сверкающая буква «М», под которой начинался спуск в недостроенное метро.
Из подземки вырывалось зеленовато-мутное сияние, затапливая окрестности мертвенным светом, отчего казалось, что безлюдные улицы получают смертельную дозу радиации.
Уазик объехал декоративные столбики с цепями и замер. Покачивалась вывеска «Станция "Балтийская"». Небеса пронзали колючие гвоздики звезд.