Чёрный пёс - стр. 20

Тёплый. Нежный. Кожа к коже. 

Горячая рука прокатывается по моему бедру. Я тут же переворачиваюсь на бок и прижимаю Игната к себе. Насильно нажимаю на его голову, чтобы он спустился ниже. Он поддаётся, его голова у моей груди.

Это что-то жизненно необходимое. Чувствовать, что он младше, что нуждается в моей поддержке и опеке. От этого я становлюсь сильнее. Мозг получает сигнал заботиться о младшем брате и немедленно успокаивается.

– Ева, это немного не то, что я хотел, – слышу недовольный хрип.

– Кто тебя спрашивать будет? – тихо отвечаю я.

– Но так тоже ничего, – бурчит Игнат между моих титек.

Чувствую, как он лижет кожу между моих грудей. Тут же несильно деру его за ухо.

– Прекрати, – строго говорю ему и закидываю на его горячую крепкую фигуру свою ногу.

Парень довольно проводит рукой по моей ягодице. Я тут же его ладонь кладу выше, себе на спину, и хватаю Игната подмышки, словно хочу взять на ручки.

– Пи*дец, – слышу его смешок.

– Не ругайся, – засыпая, шиплю я, удобно устраиваясь и обхватывая его руками и ногами. – Мы здесь с тобой простились. Помнишь?

– Помню, – тяжело вздыхает Игнат.

Он пахнет мужчиной. Мне нравится его бархатистый аромат. Я почти засыпаю, вспоминая, как, трясясь от озноба, мы с маленьким Игнатом жались друг к другу и прятались под двумя одеялами на этом самом диване. Тогда мы были детьми и на нас были спортивные костюмы. Теперь мы взрослые и… голые. И по моему велению, спим, обнявшись. Я так же прижимаю его к себе,  утыкаюсь в его густые иссиня-чёрные волосы.

Пятнадцать лет назад, в последний день перед разлукой,  Игнат бредил, признаваясь мне в любви, клятвенно обещая чистить зубы и собрать кубик Рубика.

Мы тогда заболели воспалением лёгких.  Мама, чтобы не бегать на второй этаж и в разные комнаты, уложила нас вместе на диван и взяла больничный.

Игнат, помнится, подрался с моим первым ухажёром Стаськой. А ещё Чёрный щенок проколол шины на мопеде Стаськиному другу и ещё одному парню плеснул в лицо зелёнку. Подростки собрались вместе, выловили моего бешеного братишку и выкинули с высокого пирса у водокачки в ледяную реку.

Игнат не умел плавать и пропал бы. Но я видела, как его выкидывают, и бросилась следом. Даже помню, насколько отчаянно я себя повела, настолько самоотверженно, что, спустя много лет, страшно. Но умереть Игнату на моих глазах позволить я не могла. Как говорится, не в мою смену.

Нас вытащили взрослые рыбаки. Я же переоценила свои возможности: сама с трудом выплыла, а ещё ребёнка сумела вытащить.

Игната откачали.

После этого мы заболели. Игнат тяжело. Его увезли в больницу. Я ему даже письмо какое-то писала. Ждала, что вернётся, придумывала наши совместные развлечения. Он всё в поход хотел сходить. Вот и думала с ним на пикник сгонять.

Мама поехала его проведать в больницу и не вернулась. Автобус попал в аварию, и мама погибла…

– Не плачь,  я рядом, – шепчет Игнат.

Даже не заметила в полудрёме, как он поменял нашу позу. Теперь я лежу под сенью его объятий, прижатая лицом в широкую грудь, на которой имеются волосики. Он гладит меня по голове, успокаивая.

Так невероятно уютно. Безопасно и спокойно.

– Нужно к маме на могилку сходить, – выдыхаю я.

– Сходим, – раздаётся откуда-то сверху.

Это совсем расслабляет,  и я засыпаю.