Чёрный человек - стр. 3

– И где твоя баба Тася? – еле слышно проговорила Катя.

– В доме, наверное. Пошли, – и Машка решительно взошла на крыльцо и дёрнула дверь. Та недовольно заскрипела, но всё-таки открылась.

Они осторожно вошли в небольшие сени, открыли ещё одну дверь, ведущую в комнату, обошли печку, занимавшую чуть не половину дома… и Ируся, судорожно вздохнув, вдруг завизжала так пронзительно, что у остальных уши заложило.

На застеленной кровати, держа незажжённую свечку в сложенных на груди руках, лежала худенькая старушка.

– Кончай орать! – Машка, как всегда, первой пришла в себя и взяла власть в свои руки.

Ируся подавилась воплем. Она настолько привыкла слушаться подругу, что даже сейчас, будучи в полном ужасе от происходящего, не смогла противиться командным ноткам в её голосе. И, замолчав, только едва слышно поскуливала, периодически судорожно всхлипывая.

Катя крепко сжала зубы, чтобы прекратили они выбивать явно слышимую дробь, и с надеждой посмотрела на хмурившуюся Машку: не может быть, чтобы она не смогла ничего придумать. Машка их в эту авантюру втянула, пусть она теперь и распоряжается.

Подруга шагнула к кровати, проверила у бабушки пульс.

– Холодная…

– Конечно, холодная, – всхлипнула Ируся. – Она же… она… ой, мамочки-и-и-и-и…

– Выйди и не смотри, – хмуро скомандовала Машка. Ируся качнулась к выходу, но тут же остановилась и плачущим голосом произнесла:

– А вдруг он уже тут?

– Кто?

– Убийца… Я выйду, а он и меня… А-а-а-а…

– Какой убийца? – возмутилась Машка. – Мало ли от чего баба Тася умерла. Крови же нет. И борозды этой… стран… странгуляционной, – еле выговорила она сложное слово, – тоже нет. Значит, её не душили. Так что, скорее всего, инфаркт у неё. Или ещё что-нибудь сердечное. Может, она себя плохо чувствовала последние дни, поэтому и позвала меня. А мы вот не успели. Она ж по старинке письмо написала, Интернета у них тут нет. Письмо шло больше недели. Получила я его в среду. Мы выехали в субботу. Сколько дней-то прошло. Вот она и не дождалась.

Ируся снова всхлипнула, но уже от жалости к бабушке, умершей только потому, что не было рядом человека, который бы вызвал ей скорую помощь.

– Похоронить надо, – хмуро произнесла Катя. – Что для этого нужно? Полицию вызвать и скорую, чтобы смерть зафиксировали? Нельзя же просто так её взять и зарыть?

– Где мы тут полицию возьмём? – фыркнула Машка.

– И что, хочешь её просто так закопать и всё? Сама? В лесу?

– Нет, конечно, – вздохнула подруга и отошла, наконец, от бабушки. – Пойдёмте, обсудим, что делать станем.

Она пошла к двери. Катя отвела взгляд от желтоватого лица покойницы, собираясь двинуться за подругой, и вдруг застыла, глядя перед собой округлившимися глазами.

– Ты чего? – удивилась Машка и тоже оглянулась.

– Это что? – и без того взведённые нервы не выдержали и в голосе Кати появились визгливые нотки, сообщающие о приближающейся истерике. – Это кто?

– Где? – Машка обвела взглядом комнату, взглянула на прибитый к стене у кровати ковёр и только тогда заметила пришпиленный к нему булавкой рисунок, на который прежде не обратила внимания. Висит себе и висит, никого не трогает. Чего Катька так распереживалась?

Подошла ближе, разглядывая изображение. И хмыкнула иронично, не понимая, чего испугалась подруга. На листе был изображён силуэт в чёрном балахоне с капюшоном и – без лица. Тёмный провал там, где должны быть глаза, нос, губы… Мрак какой-то. Хмыкнула иронично: