Черные вороны 8. На дне - стр. 30
– Чего ты лезешь, бл***дь? Какого хрена? Просто сиди в комнате. Это так сложно? Отвечай! Сложноооо?
– Сложно! – выплюнула ему в лицо. – Сложно! Ты не говоришь, где дети! Ты… ты истязаешь его… ты… ты людей убиваешь… женщин… как сидеть?
– Молча! – мрачно прорычал мне в лицо и, схватив за руку, поволок на улицу. Вытянул во двор туда, где сидела толпа дружков во главе с самой главной мразью – Шамилем. Толкнул в спину к дереву.
– Зарезать она его хотела. За то, что меня убить собирался.
Ухмыльнулся и пнул меня снова в спину.
– Дура-баба.
– Точно дура! – заржали дружки, но не их главарь, он то на меня, то на Максима посматривал.
– Так накажи за своеволие. Убила б — обмен бы не состоялся. Пусть знает свое место! Строптивая баба у тебя. Не воспитал ты ее по-нашему. Сразу видно, долго среди этих жил. Обрусел совсем. – закурил и ногу на ногу закинул. – Сегодня заложника зарезать хотела – завтра из нас кого-то.
– Шкуру с нее спущу! Не посмеет больше! – процедил Максим и теперь уже сильно толкнул к дереву, так, что я невольно обхватила ствол и, зажмурив глаза, прижалась к нему всем телом. Услышала звон метала и, скорее, догадалась, что мой муж снял ремень со штанов.
– Смотри не забей, а то к кому от Джанан бегать будешь?
Теперь усмехнулся Шамиль, а я закусила губу и приготовилась. До последнего надеялась, что не ударит… Он ударил. Не знаю, насколько сильно, но у меня потемнело перед глазами.
– Сказал, чтоб в комнате сидела?
И удар.
– Сказал, чтоб никуда не лезла?
Еще один, и по спине судорога от боли прошла.
– Сказал, чтоб сюда не ехала?
Затошнило и спазм к горлу подступил, застонала, и слезы выступили на глазах.
– Сказал, чтоб мне никогда не перечила?
Несколько раз подряд ремень на спину опустил, и меня потом прошибло и колени задрожали, ногти о ствол сломала и щеку счесала, когда дергалась.
– Хватит, Аслан. – голос Шамиля до боли резанул по нервам. – Что с них баб возьмешь. Дуры они и есть дуры. Хорош.
Услышала, как ремень на землю швырнул.
– Пусть Дагмара займется ею. Уберите на хер.
А я отстраниться от дерева не могу, кажется, руки разожму и упаду на землю. Спина не просто болит, ее ломит от боли. Как будто одновременно несколько синяков взбухли, и кожа до мяса слазит. Все же поднял руку, а обещал никогда… обещал. Ни одно обещание ничего не стоит. Ложь. Каждое слово. Ненавижу его. Как же я его ненавижу.
– Когда Радмира привезут?
– Через час.
– Пусть Васю этого хренова готовят на обмен. Как говоришь фамилия твоя? Ты, свинья! Отвечай!
– Говоров… Василий Говоров.
Я судорожно сглотнула и приоткрыла глаза… Максим скрыл настоящее имя Изгоя и… его сейчас освободят… обменяют на какого-то Радмира.
А я опять больше ничего не понимаю. Ничего, кроме боли от ударов.
– Дура. Зачем Аслану перечишь? Жить надоело?
Дагмара смазывала мои раны жирной мазью, а я смотрела перед собой и ничего не слышала, ничего не осознавала, не готова была осознать. Кроме ощущения полной прострации и непонимания того, что происходит. Как будто я иду босыми ногами по поверхности айсберга из заледеневшей крови и вдруг начинаю понимать, что там, внизу, под тоннами кровавой бездны километры черноты, и я и на десятую долю не представляю, насколько она ужасна. За окнами было на удивление тихо. Иногда раздавались голоса боевиков. Они негромко разговаривали, и я поняла, что их не так уж много. Остальные, судя по всему, поехали на тот самый обмен вместе с Асланом. Я слышала, как отъехала машина.