Чёрные Совы: Пробуждение - стр. 32
– А он за ночь не сбежит, сарай то, наверняка, старый.
– Не сарай, а амбар, – раздраженно пояснил Бутт, – в нём зерно хранили. Я выбрал ему очень крепкую тюрьму, там даже решётка зачем-то на оконце стоит. К тому же его охраняют трое часовых, никуда он не сбежит.
– Да завтра мы устроим ему настоящий ад, – закончил Крупп, поднимая новую рюмку.
* * *
Лесник сидел рядом с Алексеем и плакал. Нет, он не рвал на себе волосы и не рыдал над телом своего товарища, слезы просто сами текли по его щекам. Позади остались сожаления и проклятия. Только две мысли жгли его сознание: холодная ненависть к фашистам и клеймо предателя. Что тяготило его сильнее? Он не знал ответа на этот вопрос. Он сам во всём виноват: виноват в том, что не отговорил беспокойного Алексея от похода на фронт; виноват в предательстве пяти ни в чём не повинных ребят; виноват и в смерти Алексея. Он не смог уберечь его от опасности, хотя и очень старался. Как глупо и страшно произошедшие с ними. Тринадцать человек никогда не вернуться домой к своим близким. Никогда не обнимут своих сестёр и матерей. Его домом был Алексей. Они всегда были вместе, а теперь всё кончено. Теперь я настоящая сирота, – подумал Лесник, улыбаясь и гладя Алексея по голове. Кто виноват во всём этом, война или такие как я?
Ещё немного посидев с Алексеем, Лесник осторожно встал и размял затёкшие, от долгого сидения, мышцы. Он принял решение и знал, что ему делать. С этого момента единственным смыслом его жизни будет его ЦЕЛЬ. Он будет жить только ради неё.
* * *
На следующие утро солдаты, пришедшие сменить пост, охраняющий русского, обнаружили страшную картину. Часовые были мертвы, пленник сбежал. Двое солдат умерли от перелома шейных позвонков, а третий от железного прута, воткнутого в грудную клетку. Прут, заключенный, очевидно, выломал из окна. Оружие и боезапас убитых исчезли, вместе с некоторыми предметами их одежды. Труп второго русского тоже пропал из амбара.
Лейтенант Шнайд, побывав на месте происшествия, поспешил разбудить господ офицеров. Однако у двери их кабинета нашёл двух, лежащих в крови, охранников с перерезанными сонными артериями. Амуниция солдат тоже таинственным образом исчезла. Боясь поверить своим мыслям, Шнайд осторожно открыл дверь и увидел следующее.
Оба эсесовца были мертвы. Причина смерти штурмфюрера Бутта была понятна без слов. Его повесили на ржавом железном крюке, вбитом в потолок. Шея офицера имела фиолетовый оттенок, она была перекручена верёвкой, которая в свою очередь цеплялась за крюк. Язык безвольно вывалился изо рта, двигаясь в такт раскачивающемуся телу. Под телом растеклась остро пахнущая лужица. Оставалось только ужасаться той силой, которая смогла поднять под потолок двухметрового эсесовца.
Крупп, с виду был в порядке. Он сидел на деревянном табурете, стоявшем у стены запрокинув голову назад. Глаза его были широко открыты, на губах играла улыбка. Каких-либо видимых ран на нём не было, не считая двух ручейков крови, стекавших из ноздрей носа. Шнайд даже подумал в начале, что его начальник жив, и попытался привести его в чувство. Впрочем, напрасно. Забегая вперёд скажем, что позднее было сделано вскрытие, и немецкий хирург в отчёте написал, что офицер скончался от кровоизлияния в мозг, которое произошло от деформации носового хряща внутрь черепа. Личное оружие немцев естественно было похищено. Лейтенант со страхом ожидал взбучки от вышестоящих чинов. Страх перед начальством парализовал его волю, и он даже не предпринял попытки найти бежавшего пленника, виновного в смерти двух офицеров рейха. Однако со дня этих событий Шнайд стал ночевать в казарме, вместе с простыми солдатами, даже ночью не выпуская из рук автомата.