Черновед. Изнанка - стр. 52
Однако вместо знакомых лиц Тимофеев сталкивался все с более мрачными картинами. Возле неработающей станции фирменных цветов «РусГидро» он услышал глухой голос, призывающий о помощи. Голос принадлежал мужчине, вросшему в дерево по самую макушку. Лысина стремительно покрывалась корой и ветками, несмотря на усилия Тимофеева. Древесные отростки гнулись, но ломаться не желали. Позаимствованный в «Приюте» ржавый тесак в неравной схватке переломился пополам. Дерево поглотило мужчину целиком, и в тот же момент кто-то за спиной Тимофеева произнес:
– Ты готов? Готов к пришествию?
Коротконогая нищенка держала на цепях двух понурых мужчин, лишенных глазных яблок. Пальцы и ногти их были измазаны в подсохшей крови. Невольно промелькнула дурная мысль: они вырвали глаза друг другу или занимались членовредительством поодиночке? Что бы ни предлагала нищенка, он не был готов. Ни к пришествию, ни к цепям. И пусть не пялится своей чернотой. Тимофеев рванул прочь, озираясь, как беглый преступник. Жуткая троица утратила к нему интерес – их внимание привлекло дерево с замурованным мужчиной.
В подворотнях мелькали силуэты, до ушей доносились подозрительные шорохи или чавканье снега, но Тимофеев пообещал себе больше не встревать в истории. Приоритеты расставлять у него получалось всегда, а сейчас высшим приоритетом была дочь. Он игнорировал жалобные детские крики, несмотря на давление совести и сострадания. Он пропускал мимо ушей настойчивые зазывания и просьбы. Он обошел калеку на инвалидной коляске с колесиком, застрявшем в разбитой водосточной решетке. Обошел – и удостоверился в собственной правоте. Кожа на обнаженном торсе калеки напоминала живые кукурузные хлопья с кишащими под ними насекомыми.
– Подтолкни, – послышался сиплый голос.
Тимофеев молча зашагал дальше, ничуть о том не сожалея. Прилипшие к лицу снежные комки вызывали отторжение и брезгливость, точно свежий навоз на обеденном столе. Смутное предчувствие чего-то еще более худшего, чем вросший в дерево человек или изуродованный полумертвый старик, заставляло его оглядываться на море. Вода не покрылась коркой льда, не хранила зимнее спокойствие. В глубинах ее двигалось существо неуловимое, но огромное. Тимофеев искренне надеялся, что к берегам приплыл кит – ведь кит прочно ассоциировался с нормальностью и безопасностью. Киты, как известно, людей не едят. И на сушу не выползают.
– Не обманывай себя, – буркнул Тимофеев. – К воде – ни на шаг.
Скрывшись за углом пятиэтажки от толпы безволосых и беззубых оборванцев, он наткнулся на высоченного священника – о принадлежности к церкви из-за темной рясы и густой бороды гадать не пришлось. Крепкие мозолистые руки сжимали гвозди и молоток. В глазах застыло умиротворение.
– Свершилась предначертанная встреча, сын мой, – ласково произнес священник. – Пришло время очиститься испытанием и кровью.
Тимофеев молча шагнул в сторону. Священник молниеносно взмахнул молотком. Обшарпанный боек угодил точно в предплечье. Обломок мясницкого тесака отлетел в сторону. Казалось, лучевая кость разлетелась на тысячу мелких осколков, а затем собралась воедино лишь для того, чтобы послать в мозг сигнал о боли. Парализованный ударом, Тимофеев не смог даже вскрикнуть. Священник прижал его к стене и уперся коленом в живот.