Черная папка. История одного журналистского расследования - стр. 2

Сегодня, своей книгой, вернее, положенной в ее основу историей двадцатилетнего расследования он доказывает, что даже из тупиковых положений бывает выход. Упорство журналиста в достижении своей цели таково, что я верю – Мукусев непременно поставит точку в длящейся десятилетия истории.

Мне неизвестно в точности, какой именно тогда стоял день. Может быть, светило солнце, и им радостно и несложно было готовиться к очередному журналистскому заданию: собирать аппаратуру, заправлять машину, обговаривать еще раз план съемок… А может, накрапывал дождь, и настроение было ему под стать, хмурое и нерадостное. А вдруг и погода не подвела, и широкое небо им улыбалось, и дорога шла ровно и приветливо, а вот поди ж ты – точил душу какой-то червяк, и не хотелось ехать. И если бы они сказали об этом тогда, обмолвились кому-то из тех, кто провожал их, теперь бы мы говорили: внутренний голос не обманул, предчувствия не подвели…

Не знаю и не хочу гадать, было ли оно у них на самом деле, это предчувствие. Я журналист, мое дело – факты. А факт заключается в том, что двадцать лет назад, утром 1 сентября 1991 года, два собственных корреспондента Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной выехали на съемку из Белграда в сторону Загреба. Они не первый месяц работали в зоне военного конфликта – в раздираемой жестокой войной Югославии, – и не первый раз подвергали свою жизнь опасности, потому что эта «горячая точка» тоже не была для них первой. Только вот в этот раз они домой не вернулись…

Когда меня спрашивают, почему столько лет эта история не дает мне покоя, почему мешает жить и даже разводит «по разные стороны баррикад» с иными коллегами и друзьями, я всякий раз теряюсь с ответом. Что тут сказать? Что один из пропавших журналистов, Виктор Ногин, был моим близким другом и что долгое время я бился над «югославским делом», надеясь найти ребят пусть в плену, концлагере, искалеченными, в больнице, но живыми?.. Конечно, это было главной причиной. Или что спустя уже несколько лет, проводя свое журналистское расследование, я мало-помалу терял эту надежду, но почитал своим профессиональным и человеческим долгом добиться истины, раскрыть загадку их исчезновения и рассказать, как все было на самом деле? Да, и это тоже. Но отчего теперь, спустя целую жизнь, я упорно, вопреки всем и всему продолжаю поиски? Да, двадцать лет прошло, все быльем поросло. Да, они оказались первыми, но отнюдь не последними в том скорбном списке советских (а потом и российских) журналистов, которые пропали без вести, были взяты в плен или убиты неизвестными… И давно уже закончилась та, не наша, Балканская война. И нет уже Гостелерадио СССР, которое отправило Виктора Ногина и Геннадия Куринного в последнюю в их жизни командировку. Да что там – и страны тоже нет, той самой страны, которую они представляли на Балканах, именуясь «русскими корреспондентами».

Но для меня все эти доводы – вот беда – каждый раз звучат «за», а не «против». За то, чтобы довести расследование до конца и добиться – насколько это возможно через столько лет – окончательной ясности. За то, чтобы все-таки попытаться поставить в той старой, полузабытой, трагической истории последнюю точку. И как раз потому, что они были первыми. Потому, что, сколько бы народу мы ни потеряли с тех пор, как Советский Союз исчез со всех карт мира, хочу верить, что журналистская солидарность еще существует, восстановление справедливости все еще возможно. А самое главное – потому, что я убежден: у человеческой дружбы и человеческой памяти нет срока давности.