Чёрная книга - стр. 4
– Именно так. Подкупить или запугать швейцара не так-то просто. Да, в общем, и рискованно. Тем не менее преступник на это идёт. Спрашивается, чего ради? Ведь пожива в доме профессора неочевидна.
– И каков же вывод?
– Вывод простой: добыча преступника интересовала либо во вторую очередь, либо не интересовала вовсе. А вот профессор интересовал очень. Ну, или то, что у Себрякова было, но к деньгам и ценностям отношения не имеет.
Кирилл Ульянов, подполковник военной
контрразведки генерального штаба, 43 года
В проницательности Морохину не откажешь. Чувствуется, что, как мне и говорили, человек он умный, опытный, раскрывший немало серьёзных дел. Правда, пока не знает, что такого серьёзного у него ещё не было. Зато это знаю я. В противном случае я бы в его кабинете сейчас не сидел.
Подавшись ко мне, Морохин сказал неожиданно:
– Кирилл Сергеевич, есть ощущение, что поработать нам с вами придётся не один день и, скорее всего, не одну неделю. Давайте сразу кое-что уточним. Так сказать, начистоту.
– Давайте, – осторожно согласился я.
– По какой причине военная контрразведка заинтересовалась смертью профессора Себрякова? Он что, был японский шпион?
Я изумился.
– Господь с вами, Дмитрий Петрович! Почему именно японский?
– Ну, если верить нашим газетам, со времён Русско-японской войны столица кишит их агентами.
М-да… С фантазией у Морохина всё хорошо. Или это он так шутит?
– Нашли кому верить – газетам, – сказал я со вздохом. – Не был он японским шпионом. Немецким, французским, английским… ну, и так далее… тоже.
– Так может, он имел отношение к военно-техническим разработкам? И убийца искал в его доме… ну, скажем, какие-нибудь секретные чертежи?
– Дмитрий Петрович! Себряков был историком. Военно-технические разработки, надо же… Он и слов таких не знал.
Морохин демонстративно поднял руки.
– Сдаюсь. Не хотите говорить – не надо.
– Да отчего же не хочу? Скажу, скажу… Нельзя ли, кстати, попросить нам чаю?
Выглянув в коридор, Морохин кликнул дежурного и распорядился насчёт самовара.
– Появился я у вас, разумеется, неслучайно, – продолжал я, расстёгивая пиджак. (Жаркое нынче выдалось лето в Петербурге, сейчас бы на залив и плавать, плавать…) – Дело в том, что Себряков был не просто историком. Вы в курсе его научных интересов?
– Очень приблизительно. Не моя сфера.
– Надо вам знать, Дмитрий Петрович, что Себряков был крупнейшим в России биографом династии Романовых. И весьма талантливым к тому же. Дар историка-исследователя – с одной стороны. Блестящее перо – с другой. Я, кстати, читал его книги о Петре Великом, о Елизавете, о Екатерине. Чрезвычайно интересно. Такой, что ли, яркий коллективный портрет династии.
Тут дежурный принёс чай, и мы с Морохиным припали к стаканам, на короткое время прервавшись.
– Всё это любопытно, – сказал наконец Морохин, вытирая лоб, вспотевший после горячего питья. – Но что из этого следует?
– Видите ли, за многие годы династических исследований Себряков стал вхож в семью Романовых. В каком-то смысле сделался своим. Его допустили в святая святых – в царские архивы. Работая над книгами, встречался с великими князьями и даже как-то был удостоен аудиенции у государя-императора с выражением благодарности за труды. – Я многозначительно поднял палец. – Понятно, что смерть профессора в высших кругах восприняли весьма болезненно. Вплоть до высочайшего пожелания, чтобы расследование велось предельно тщательно и в кратчайшие сроки успешно завершилось. Для этого разрешено привлекать к следствию любые ведомства.