Человек заговорил. Происхождение языка - стр. 34

Мне мало знать, что слово со значением "плохой" есть во всех языках, хотя звучит по-разному. Это ничего не объясняет в происхождении языка. Я хочу знать такие примитивы, с которых все началось, которые во всех языках звучат одинаково и значат одно и то же. Только это и имеет право именоваться языковыми примитивами, все остальное – суета и томление духа.

Безусловно, их не может быть так много, чтобы перечислять десятками: для возникновения языка достаточно несколько фонем, обладающих свойствами сонантов. Об "удивительной малочисленности элементарных звуков" писал в свое время У.Л.Чейф (Чейф, 2003, С.37). Методами лингвистики на эти примитивы выйти невозможно, это очевидно настолько, что не о чем говорить.

Речь идет о сверхзадаче: выйти на такие языковые универсалии, к которым у большинства лингвистов такое же отношение, как у атеистов к универсалиям трансцендентным: "мы знаем, что этого не может быть, потому что не может быть никогда, но… что-то все-таки есть".

Попытки обнаружить эти "истинные примитивы" характерны для русской лингвистической школы. Смутные догадки и "энергия заблуждения" (определение Л.Толстого, который писал об энергии заблуждения, как движущей силе поиска истины) академика Н. Марра живы до сих пор. В 1977г. В.Мартынов издал книгу «Универсальный семантический код». В 80-е годы 20в. В.Абаев предлагал пересмотреть существующие этимологические словари на основе идеофонов (Абаев, 1986). Т.Шумовский выделял т.н. "смысловые корни" кр, бл, тр, хр… (Шумовский, 2004,С.72). Нельзя сказать, чтобы к этой проблеме общей лингвистики – первичным идеофонам – не было интереса, подкрепляемого конкретными разработками и выводами. Проблема в том, что все без исключения лингвисты подходят к данной проблеме, будучи вооружены только собственной психологией. Единственным основанием выделения ими идеофонов является одно: им кажется, что эти корни первичнее других.

Если нельзя вычленить архифонемы и идеофоны, идя ретроспективно, от известных языковых форм к изначальным, может быть, нам поможет антропологическая реконструкция?

На мой взгляд, антропология в этом не только может, но и обязана помочь. Человек вышел из мира животных, но он уже не животное, он мыслящее существо. Мышление осуществляется посредством языка. Отсюда: язык, а именно его происхождение, теория глоттогенеза, как таковая, – это тема исторической антропологии, а не лингвистики. Но это, к сожалению, антропологами не осознается. Исследуя предковые формы человека они, как правило, доходят до констатации: наличествует ли у того или иного гоминина "классические зоны речи", Вернике и Брока, – и считают свою задачу выполненной. Остальное, мол, дело лингвистики. Но она, как показано выше, неспособна сделать эту работу.

Нашими предками были не все животные сразу, издававшие разные звуки, а определенный вид животных, которые издавали определенные звуки.

Если б наши предки были собаки, человеческие языки вышли бы из такого идеофона как "гав-гав", произносимого на вдыхаемой струе воздуха. Если бы наши предки были обезьяны, как считают симиалисты, наш язык фонологически вышел бы из обезьяньего визга, издаваемого также на вдыхаемой струе. В принципе, обладая мышлением и свободой звукопроизводства, можно разработать и такой язык, – примеры, когда люди придумывали тайные языки на основе "языков" животных и птиц, известны истории. Однако задача заключается в том, чтобы не придумывать, а восстановить. Человеческий язык никак не хочет реконструироваться из обезьяньего визга – в этом-то и проблема. Наша "надставная труба", каковой являются горло и носоглотка, работает по-другому.