Человек в литературе Древней Руси - стр. 26
Вассальная верность далеко не бескорыстна. Она оплачивается князем его «лаской», «хлебом», «медвяной чашей» и дорогим «портищем», но от этого отнюдь не становится в глазах писателя XII–XIII вв. менее похвальной. Напротив, авторы часто говорят с похвалой о верности, как бы оплачивающей доброту князя.
Верность князю так выразил в своем «Молении» Даниил Заточник: «Яз не могу, как на свет посмотрити и на луну солнечну, то аз, госпоже осподарыне, на государя подумати за его доброту и ласку, и за портище дорогоценное, и за его хлеб и сол, и за чашу медвяную»[120]. О том же портище вспомнил и Кузьмище Киянин, когда упрекнул за измену своему князю Андрею ясина Амбала: «Помнишь ли… в которых порътех пришел бяшеть (к князю. – Д. Л.)? Ты ныне в оксамите стоиши, а князь наг лежить»[121]. О хлебе и чаше говорит летописец и в похвале ростовскому князю Васильку Константиновичу: «Кто ему (Васильку. – Д. Л.) служил и хлеб его ел, и чашю пил, и дары имал, тот никако же у иного князя можаше быти за любовь его»[122]. Феодальная верность – это как бы плата вассала за его кормление и защиту. За измену своему князю Даниил Заточник предлагает: «За тую лихую меру от булатна меча своею мне головкою отлити та чаша медвеная кровию»[123]. Медвяная чаша отольется изменнику чашею крови. Измена князю – самое большое преступление, и в действительности за нее полагалась смертная казнь[124].
Отношения вассалитета-сюзеренитета определяются взаимными обязанностями. Строгое выполнение вассалами своих обязанностей укрепляет авторитет сюзерена. Строгое выполнение сюзереном своих обязанностей по отношению к вассалам укрепляет его еще более. Авторы XI–XIII вв. ставят князя на пьедестал вассальных повинностей и украшают его обязанностями сюзерена.
Если князь не считается со своими вассальными князьями, они отказываются ему служить. Так было с Юрием Долгоруким, которому южные князья прямо бросили упрек: «…но с нами не умеет жити»[125].
Повинности князя по отношению к своим боярам и дружине определены четко. Князь должен быть щедр к ним и во всем советоваться с ними – «о строе земленом» и о воинских делах. Иногда эти обязанности князя разделены: среди его приближенных есть «мужи храборьствующии», к которым он щедр, и «бояре думающие», с которыми он совещается в совете[126].
Щедрость князя находит своеобразное идейное обоснование в афоризме летописца: «Златом и сребром не добудешь дружины, а дружиною добудешь и серебро и злато». «Повесть временных лет» неоднократно напоминает об этой дружинной морали.
Так, например, в рассказе «Повести временных лет» о прибытии в Киев немецкого посольства проведена та мысль, что дружина дороже всякого богатства. «Се ни в что же есть, се бо лежить мертво, – говорят послы о богатствах Святослава. – Сего суть кметье луче. Мужи бо ся доищють и больше сего»[127]. В сходных выражениях говорит в «Повести временных лет» и Владимир Святославич: «Сребромь и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, яко же дед мой и отець мой доискася дружиною злата и сребра»[128].
С небольшими вариантами эта мораль постоянно повторяется и в летописях XII–XIII вв. Князь Святослав Ростиславич был «храбор на рати», «имеяше дружину (в чести) и именья не щадяше, не сбираше злата и сребра, но даваше дружине»