Человеческая стая - стр. 66
Поля тоже изменилась за лето. Она провела его в городе. Только две недели в июне они с мамой погостили у тёти Раи. И её дочка Лена, чьи вещи донашивала Поля, тоже была там. От этого Поля ходила смурная, ощущая себя неуютно. Ведь Лена знала и все знали, откуда то, что на Поле надето. А кроме того, Лена оказалась выше её и худее. Этого уж Поля не могла ей простить, так что они сидели по разным комнатам. Поля чаще всего читала книгу дома или в самом отдалённом углу участка тёти Раи, а Лена вела светскую дачную жизнь: бегала на озеро днём и в сельский клуб вечером. У неё уже были ухажёры, с которыми она хихикала по кустам, а Поля демонстративно отворачивалась. Она читала «Королеву Марго»12. Разве могла Марго хихикать по кустам? И Поля не станет, даже когда перейдёт в десятый, как Лена. Дружки захаживали вечерами, приносили с собой магнитофон – так делали многие, и в городе под окнами у Поли часто гремела музыка, но именно здесь, на даче, среди притихших соседей и тёти-Раиных грядок это выглядело особенно дерзким и вызывающим. Русский рок то стучал немаленьким молоточком по ушам, то гудел тяжёлыми басами, то хищной кошкой струился с магнитной ленты, вплетаясь в ночь. Эта музыка гитар, прежде всегда казавшаяся Поле грубой и пугающей, теперь пробуждала неведомый доселе отклик. Тревожила спящее в девочке и просыпающееся в подростке тёмное начало. До этого лета Полю не интересовал рок, но теперь он гармонировал с её внутренним разладом, крошечным, но протестом против окружающего мира. Главное было не говорить матери, что ей нравится эта музыка, ведь по словам той, мелодичность в ней совершенно отсутствовала.
– Это кто? – поинтересовался однажды самый старший и серьёзный Ленин ухажёр. Поле он не нравился: чёрная косуха, заляпанные джинсы, бритая голова и выражение лица молодого буйвола.
Поля поставила на крыльцо тёти-Раиного дома стул, прямо под большой фонарь, и читала. Свет всегда горел на случай, если понадобится ночью прогуляться в отдельно стоящий домик, но Поля приспособила его для себя. Лена с буйвололиким парнем обжимались на прощание у калитки, когда тот заметил Полю. В этот раз они были без музыки, поэтому слова легко разлетались по притихшему участку.
– Не парься, эта скоро уедет! – Лена говорила негромко, но бесцеремонная реплика парня отвлекла Полю от чтения, и она против воли прислушалась. Раз! Звонкой пощёчиной выбил её из утончённого мира Франции шестнадцатого века мир захолустья под Питером конца двадцатого: «Эта скоро уедет!»
А Лена что-то сладострастно зашептала на ухо буйвололицему, и его крепкие руки тут же сгребли её в охапку.
«Она красивая, – думала Поля, – худая и плечи с бёдрами одной ширины – идеальные песочные часы, вот бы мне так!» И волосы у Лены были лучше: тёмные, гладкие, тяжёлые. Почти как у Лины. Да и имена у них перекликались: Лина и Лена. Как сёстры.
– Ты разрешаешь Лене пить алкоголь? – изумлялась мама. – И отпускаешь так поздно в клуб? С мальчиками?
– Пусть развлекается девка, пока молодая, – хихикала тётя Рая. – Уму-разуму я её научила, границы знает. Я тоже гуляла в шестнадцать. А ты, что ль, нет?
– Нет, – мама сейчас словно стеснялась того, чем гордилась наедине с Полей. Она не знала, что Поля слышит. Дачный участок обнимала тёплая летняя ночь, тихая, глубокая, спокойная. Подруги пили вино на крыльце, Лена ещё не возвращалась, а Поля лежала в комнате на первом этаже и безуспешно пыталась заснуть. Через открытое окно до неё долетало каждое слово. С подругой мать была другой. Не такой строгой, как с Полей, а скорее… Виноватой? Та, привычная мама была понятна Поле. Эта – оказалась незнакомой.