Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война - стр. 34

Вся эта сцена выглядела как будто из фильма «Безумный Макс» – точнее, не как будто, а это и был «Безумный Макс», либо же эти люди в любом случае пересоздавали себя в соответствии с тем, что они видели в голливудских боевиках. Когда нас привели на кухню, где сидел Лабазанов, к тому времени определенно утративший свое прежнее положение, он нарочито забавлялся новым пистолетом с лазерным прицелом, красная точка которого плясала по стенам и нашим телам, пока мы разговаривали – вылитый Терминатор.

Он сидел под полкой, на которой стояла большая латунная или бронзовая фигура орла, будто он был будущим бандитским Наполеоном, а может быть, императором Бокассой. Время от времени на полку рядом с орлом забиралась маленькая серая кошка, которая явно пришла на кухню погреться в лучах присутствия Лабазанова. Сам великий человек упоминал еще одно животное, постоянно употребляя в адрес Дудаева слово «козел» (русское ругательство, точное значение которого я не буду переводить), «которому нужно отрубить голову», и хвастал, что он мог бы разгромить Дудаева на прошлой неделе (26 ноября), если бы его не «подвела» оставшаяся часть оппозиции.

Лабазанов определенно не мог нормально прицелиться своей новой игрушкой, потому что, когда мы вошли, он специально надел темные очки, так что в ноябрьской мгле и мутном свете кухни он едва ли мог вообще что-либо видеть. И это только к лучшему, потому что на протяжении большей части нашей беседы я пристально смотрел на самое необычное зрелище в этой обстановке – странную стальную орхидею, которая вышла из спальни и стояла рядом со мной. Это была «жена» Лабазанова, выглядевшая лет на семнадцать девушка выдающейся красоты, с треугольным лицом, огромными глазами и идеальным ртом, но с вампирским белым макияжем, который в темноте отсвечивал пурпурными тенями для глаз и помадой – нечто в духе семейки Аддамсов, как я отметил в тот момент. У нее также были длинные ноги прекрасной формы – мне открылась достаточная их часть, поскольку на ней были черная кожаная мини-юбка и ботинки. У нее тоже имелись АК-47 и автоматический пистолет, а также нагрудный патронташ, пояс с патронами и браслеты, заклепки, ожерелье и стальные кольца (если всё это покажется вам слишком приукрашенным или чрезмерно ужасным, чтобы быть правдой, то мне не даст соврать присутствовавшая там же Виктория Кларк из The Observer). Это было так далеко от образа Магомеда-хаджи, что было сложно понять, как традиции Чечни – хоть в духе шариата, хоть в духе адатов – могли примириться с Русланом Лабазановым и его женой.

С другой стороны, чеченской традиции полностью соответствовал Шамиль Басаев, наиболее значительный чеченский командир после Масхадова. Его набег на российский город Буденновск в июне 1995 года сыграл значительную роль в том, что представителям Кремля (Russians) пришлось сесть за стол переговоров, и позволил выиграть критические для чеченцев несколько месяцев передышки до того момента, когда зимой война возобновилась с полной силой. Захват заложников и больницы в Буденновске вызвал в России объяснимый взрыв гнева, и даже на Западе это привело к тому, что за Басаевым закрепился ярлык «террориста»[21]. Бесспорно, его действия в Буденновске шли вразрез с законами войны, но опять же российская сторона (как британцы во время войны за независимость Ирландии в 1919–1921 годах или французы в Алжире) постоянно отказывалась признавать чеченских боевиков в качестве легитимной стороны боевых действий и относиться к ним соответствующим образом. За шесть недель до рейда на Буденновск значительная часть семьи Басаева была уничтожена российским воздушным налетом на Ведено. Сам Басаев сказал мне в декабре 1995 года следующее: «Вы говорите о терроризме, лишая нас морального превосходства перед лицом мирового общественного мнения. Кому нужна наша принципиальная позиция? Кто из-за рубежа помог нам, пока Россия жестоко игнорировала все моральные нормы? Если они могут использовать такое оружие и такие угрозы, то это можем делать и мы»