Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война - стр. 36

Особенно поразительным было отсутствие большого количества добровольцев из других районов Грузии. То же самое было на азербайджанской стороне в Карабахской войне – большинство бойцов, по крайней мере до 1994 года, были азербайджанцами из самого Карабаха и прилегающих регионов, чьи дома оказались под прямой угрозой. Но весь Баку и его население ощущали себя очень далекими от войны, которая грохотала меньше чем в 150 милях. В этом смысле небольшой размер Чечни мог служить преимуществом для нее: там не было территории, которая не ощущала бы угрозу со стороны захватчика, и оставалось очень мало мест, которые не были тем или иным образом заняты российскими войсками, так что добровольцы вступали в ряды сопротивления со всей Чечни.

Еще одним очень заметным фактором были высокий моральный дух, дисциплина и стойкость абхазских сил, которые я встречал, в сравнении с их грузинским противником – то же самое можно сказать о карабахских армянах в сравнении с азербайджанцами[23]. Все они сражались, как будто прижатые к стене. Некоторые армяне в Степанакерте, раньше служившие в советской армии, цитировали мне слова советского военного приказа войскам, защищавшим Москву в декабре 1941 года: «Отступать некуда – позади Москва». Или же, как сказал мой коллега Алексис Роуэлл о карабахских армянах, и это можно повторить применительно к Абхазии и Чечне, но точно не к Грузии, Азербайджану и России: «Это совершенно военное общество. Все мужчины сражаются, а женщины готовят им еду, залечивают их раны и воспитывают их детей».

Я снова встретил Басаева в августе 1994 года, во время одного чаепития. Его друг, которого я видел вместе с Басаевым в Абхазии, теперь работавший старшим охранником в моей гостинице с нелепым названием «Французский дом»[24], пригласил меня и Басаева на чай с управляющим и его женой в их квартире на втором этаже гостиницы. Последняя была просто переделанным под постояльцев многоквартирным домом, а «номера» были собственно квартирами с обычной советской мебелью и обоями. Поэтому они были в принципе очень просторными – за тем исключением, что к осени 1994 года в каждой из комнат обитало по полдюжине журналистов. А после того как ресторан прекратил работу, и мы были вынуждены самостоятельно покупать еду и готовить себе завтрак, в этом по-прежнему было некое «домашнее» ощущение.

Это чаепитие стало для меня необычным опытом. Товарищ Басаева Ваха был одним из самых крупных и угрожающе выглядящих людей, которых я когда-либо встречал (он затем воевал на стороне сепаратистов и был убит): ростом шесть футов семь дюймов, с очень большим угловатым лицом и огромным носом, при непременном пистолете за поясом. Для чаепития он приготовил шоколадный торт с маленькими розовыми цветами и белой глазурью сверху. Этот торт он чрезвычайно церемонно, как будто салютуя на военном параде, разрезал с помощью огромного зазубренного штыка местного производства с канавками для стока крови – сцена за пределами воображения Феллини^>8.

Во время нашей беседы с Басаевым тот вспоминал о боях на холмах над Шромой и описал одно из происшествий, которое вызвало мои собственные воспоминания: «Нам пришлось больше часа карабкаться в гору. Каждые несколько минут мы останавливались и выли как волки: “Чеченцы идут! Чеченцы идут!” Так что когда мы поднялись на вершину, грузин там уже не было».